До сих пор предание о стрелоделателе было известно лишь очень немногим, оно было непрочным звеном в той самой древней речевой стихии, которую мы именуем устной традицией, – непрочным, ибо сама эта традиция непрочна. Сколько бы раз ни рассказывалось предание, от полного забвения его неизменно отделяет лишь срок жизни одного поколения. Но потому-то его и хранили так бережно. Не будет преувеличением сказать, что оно выражает смысл человеческого бытия. Вот мы и дошли до сути интересующей нас проблемы. Ведь предание о стрелоделателе есть также связующее звено между речью и литературой…
Предание это – замечательное: целостное, исполненное внутренней красоты, точное и по замыслу, и по его воплощению. Над ним стоит задуматься, мы узнаём из него нечто важное, оно помогает постигать глубинный смысл вещей… В конечном итоге, предание это – об устном слове. В сущности, между самим процессом устного повествования и тем, что сказывают, нет разницы. Суть предания не столько в том, как именно стрелоделатель поступает, сколько в том, что он говорит, точнее, в том, что он вообще осмеливается заговорить. Самое важное здесь вот что: стрелоделатель говорит и тем самым ставит под угрозу свою жизнь. Именно эта сторона предания для меня всегда интереснее, ибо здесь устное слово самореализуется в полной мере…
Наше восприятие устного слова очень обострено, и мы сознаем, что есть в природе речи нечто опасное и в то же время притягательное. «Если ты кайова, то поймешь мою речь и назовешь свое имя…» Есть крайняя степень риска в этом простом обращении, заключающем в себе одновременно и вопрос, и мольбу. В его условной форме – нечто трогательно-деликатное. Именно в этот миг стрелоделатель полностью реализует себя в речи: реальность эта непрочна, положение его опасно, и он сам понимает это не хуже нас. Из незамысловатого этого происшествия мы узнаем все, что определяет и самого стрелоделателя как личность, и его судьбу, а в равной степени – нас самих и нашу собственную долю. Стрелоделатель решается заговорить, ибо у него нет другого выхода: слова, речь – вместилище его знания и жизненного опыта, они дают ему единственную возможность уцелеть. Он инстинктивно отбирает самые существенные слова, делая это с превеликой осторожностью и честностью. «Давай говорить спокойно, как обычно», – говорит он жене. А страшного неведомого пришельца просит всего-навсего назвать свое имя, то есть подать простейший знак того, что он понят: ему нужно, чтобы в ответе пришельца был некий – самый минимальный – смысл. Но ответа нет, и стрелоделателю открывается то, что не было ему ведомо раньше: перед ним враг, и сейчас он получил над незнакомцем перевес. Это он понимает отчетливо, и такая уверенность сама по себе дает стрелоделателю решающее преимущество над противником, которое он полностью реализует. Замысел его – такой рискованный, требующий безоглядной смелости, – осуществляется успешно.
