Предание это очень значительно само по себе. Оно отличается от других тем, что в нем с особой отчетливостью показано, каким образом слово воплощается в смысл. Оно также наводит на мысль о том, что слова несут в себе риск и ответственность. Этим оно как бы стремится подтвердить свою значимость. Оно как бы говорит нам, что в сфере слов все сопряжено с риском. Возможно, это и в самом деле так; не исключено, что истина эта лежит в основе всей литературы. Стрелоделатель – прежде всего человек, сотворенный словом. Он обретает наиболее полное Словом сотворен человек бытие в слове, он родом из слова, и будущее его – в слове. Иного мира ему не дано. Но это мир ограниченной реальности и неограниченных возможностей… Из предания явствует, что стрелоделатель одинок, насторожен. Нам ясно также, что, оказавшись перед лицом страшной опасности, он встречает ее единственно возможным для него образом. У меня лично это не вызывает сомнений, и, я полагаю, есть тут нечто такое, что прямо указывает на обусловленность нашего собственного литературного опыта, на смысл, которого нельзя терять.
Наконец, мне хотелось бы отметить еще одну важную особенность человека, сотворенного словом. Ведь сказитель безымянен, о нем вообще не говорится, и в этом заключена своеобразная ирония. Правда, с одной стороны, мы знаем о нём очень мало – лишь то, что он как-то трансформировался в образ стрелоделателя. Но, с другой стороны, больше нам ничего и не надо знать о нем. Он поведал нам о том, что его бытие – в слове, и показал, с каким смертельным риском это сопряжено. У нас, естественно, возникает мысль, что сказитель и стрелоделатель – один и тот же человек и что благодаря силе устного слова он не только уцелел, но и намного пережил других людей. Как мы только что отметили, лишь слова, речь позволяют стрелоделателю выжить. И вот над чем особенно стоит поразмыслить: ведь стрелоделатель пережил бесчисленное множество поколений – он жив и поныне.
Своё индейское имя, Тсоай-тали, я обрел в шесть лет от старика кайова Пул-хоо. То была примечательная личность, и я много думал о нем. Среди занимавших его вещей было осознание истории. И вот он начал завязывать отношения со временем, собственной старостью и непокоем. Он завел журнал, где стал записывать рисуночным письмом, одно за другим, события, отмечавшие развитие его народа. Когда я увидел эту летопись, то представил себе Пул-хоо за своим делом – и было то дело священным. Он входит в спальню и притворяет дверь. Из ящика стола он достает книгу и очки, он всегда держит их вместе. Конторская книга, приобретенная в Форте Сил, обернута красной тканью. Он хранит ее издавна, и она значит для него немало. Он прикасается к ней особым образом с привычной заботой. Это календарная история народа кайова с 1833 года.
