— С чего вы взяли, что я парижанин? — спокойно спросил Адамберг.
Старик показал подбородком на книгу, лежавшую на столике комиссара рядом с кружкой пива.
— Билетик, — пояснил он. — Который у вас вместо закладки. Билетик парижского метро. Что мы, слепые?
— Я не парижанин.
— Но и не здешний.
— Я из Пиренеев.
Робер поднял руку, потом тяжело опустил ее на стол.
— Гасконец, — заключил он, как припечатал.
— Беарнец, — поправил Адамберг.
Предварительные слушания и прения сторон.
— Не его вина, что горцы сильно напортачили, — отозвался с противоположного конца стола Илер, старик не очень старый, но совершенно лысый.
— Когда это? — спросил самый темноволосый.
— Неважно, Освальд, давным-давно.
— Бретонцы тоже, еще неизвестно, кто больше. Беарнцы хотя бы не пытаются отобрать у нас Мон-Сен-Мишель.
— Нет, — признал Анжельбер.
— В любом случае, — решился Робер, изучая Адамберга, — вы не похожи на парня, приплывшего на драккаре. Откуда вообще взялись беарнцы?
— С гор, — ответил Адамберг. — Гора выплюнула их вместе с потоком лавы, потом они стекли по склонам и застыли — так получились беарнцы.
— Ну конечно, — подтвердил тот, кто размечал паузы.
Мужи молча ждали, и было очевидно, что их интересуют причины присутствия чужака в Аронкуре.
— Я ищу замок.
— Это просто. Там сегодня концерт.
— Я сопровождаю одного из музыкантов.
Освальд достал из внутреннего кармана местную газету и аккуратно развернул ее.
— Тут фотография оркестра, — сказал он.
Его, таким образом, приглашали подойти к столу. Адамберг преодолел несколько метров с кружкой пива в руке и посмотрел на страницу, которую протягивал ему Освальд.
— Вот, — сказал он, ткнув пальцем в снимок, — альтистка.
— Эта красотка?
— Ну.
Робер снова наполнил бокалы, и этот жест продиктован был желанием не просто выпить еще по стаканчику, но и отметить важность новой паузы. В настоящий момент мужское собрание мучилось вечным вопросом: кем эта женщина приходилась чужаку? Любовницей? Женой? Сестрой? Подругой? Кузиной?
— И вы ее сопровождаете, — уточнил Илер.
Адамберг кивнул. Хоть ему и говорили, что нормандцы никогда не задают прямых вопросов, он всегда считал это легендой и теперь купался в их гордом безмолвии. Кто задает слишком много вопросов, выдает сам себя, а это недостойно настоящего мужчины. Растерявшись, мужи обратили взоры на старейшину. Анжельбер с хрустом почесал ногтями небритый подбородок.
— Это ваша жена, — постановил он.
— Бывшая, — сказал Адамберг.
— И вы все-таки ее сопровождаете.
