— Я больше тебе скажу, — заявил мужчина слева. — От этого не просто во рту пересыхает, но и голова кругом идет.
— Во-во.
Адамберг повернулся, чтобы рассмотреть человека, на которого была возложена нелегкая, но столь необходимая обязанность размечать, словно щипком контрабаса, все повороты в беседе. Худой коротышка, мальчик для битья. Само собой, здесь как и везде.
— Тот, кто это сделал, — сообщил сутулый верзила в дальнем конце стола, — просто нелюдь какая-то.
— Животное.
— Хуже.
— Во-во.
Вступление и тема. Адамберг вынул вздувшийся от сырости блокнот и принялся зарисовывать лица музыкантов. Вылитые нормандцы, чего уж тут. Он узнавал в них черты своего друга Бертена, потомка Тора-громовержца и по совместительству хозяина кафе на парижской площади. Квадратная челюсть, высокие скулы, светлые волосы и ускользающий взгляд бледно-голубых глаз. Адамберг впервые ступил на землю промозглых лугов Нормандии.
— Я считаю, — снова подал голос Робер, — это дело рук какого-нибудь юнца. Маньяка.
— Маньяк не обязательно юнец.
Контрапунктом выступал самый пожилой из собравшихся, он сидел во главе стола. Все лица с выражением крайней заинтересованности обернулись к нему.
— Потому что молодой маньяк стареет, и из него получается пожилой маньяк.
— Как посмотреть, — пробурчал Робер.
Роберу выпала сложная, но столь же нужная роль — оппонировать старику.
— Так и посмотреть. Тот, кто это сделал, — маньяк, и точка.
— Дикарь.
— Во-во.
Повторение темы и ее развитие.
— Потому что убийство убийству рознь, — вмешался сосед Робера, не такой блондин, как все остальные.
— Как посмотреть.
— Так и посмотреть, — отрезал старик. — Парень, который это сделал, хотел убить, ясно? Два выстрела в бок, и готово. Он даже тело не тронул. Знаешь, кто он после этого?
— Убийца.
— Во-во.
Адамберг прекратил рисовать и прислушался. Старик повернулся и скользнул по нему взглядом.
— Вообще-то, — сказал Робер, — Бретийи — не совсем наш район, до него километров тридцать, как ни крути. Что нам с того?
— Мы опозорены, Робер, вот что.
— Я думаю, убийца не из Бретийи. Тут поработал парижанин. А ты как думаешь, Анжельбер?
Старика во главе стола звали, следовательно, Анжельбер.
— Ну, парижане еще большие маньяки, чем все остальные.
— При такой-то жизни.
За столом воцарилось молчание, и несколько лиц украдкой обернулись на Адамберга. В час собрания мужей чужака неминуемо заметят, изучат, потом примут или отвергнут. В Нормандии, как и везде, только в Нормандии, наверно, в большей степени, чем где бы то ни было.
