- Вы летчик?
- Да.
- И сбили свой самолет?
- Да.
- А как же это с вами такое случилось?
- Сам не пойму. Вот уже четвертые сутки ломаю голову.
- Я слышал, вас защищал командир...
- Сафонов? Он очень хороший человек.
Если бы кто и увидел нас в тот момент мирно беседующими, никогда не подумал бы, что идут арестованный и конвоир.
Около часа преодолевали заснеженные сопки, пока не вышли на территорию другого городка, где находился клуб. Я напомнил своему конвоиру об уставном порядке сопровождения арестованного. Смутившись, он взял в руки болтавшийся на груди автомат.
В клубе меня ждал военный следователь из прокуратуры. Снова я рассказывал и отвечал на вопросы. А уходя, так и не понял, что же ждет меня дальше.
Опять долго, нудно потянулось время. Я перестал различать утро, день, вечер. Все слилось в одну мрачную бесконечную ночь.
Четыре стены, окошко с решеткой, топчан и на потолке тусклая лампочка.
Пошли девятые сутки. На исходе их открылась дверь камеры.
- Арестованный, на выход! - громко произнес начальник караула.
На этот раз меня не повели, а повезли Миновав городок, на развилке машина свернула на дорогу, уходящую в гору.
"На аэродром! Там заседание трибунала!" - подумал я с полным безразличием. Хотелось, чтобы все скорее кончилось. Один конец...
Пока машина тряслась на неровностях дороги, много разных мыслей теснилось в голове. Больше всего меня беспокоило, что сказали следователю летчики со сбитого самолета. Если экипаж рассказал все, как было, - моей вины нет... А вдруг летчики, защищая себя, скажут неправду? Тогда что?
Левый поворот... Машина понеслась в направления командного пункта полка. "На КП? - удивился я. - Зачем?"
Остановились почти у самого командного пункта
- Выйти из машины! - приказал сопровождающий. Я вышел.
- Вперед, шагом марш!
Я зашагал, а у самого так щемило сердце, что ноги едва передвигались. С трудом открыл одну, затем другую дверь и, как девять суток назад, в коридоре, залитом светом, увидел командира.
- Ну-ка! Ну-ка! Дай-ка посмотреть на тебя, сынку! Э, да как же тебя дюже скрутило... А щетина! Что, брат, досталось? Будешь знать, как сбивать свои самолеты... - с напускной серьезностью, затаив улыбку на лице, говорил Сафонов.
Ничего не понимая, я оцепенел, а Сафонов продолжал:
- Молодец! Стрелял здорово! Знаешь, сколько ты ему влепил?!
- Нет, не знаю, - ответил я машинально.
- Сто тридцать восемь попаданий. Отличнейшая стрельба! Вот так и стреляй впредь. Но... только не по своим.
