- Помогите, помогите!
Но едва я выкрикнул это, как устыдился и пожелал, чтобы никто меня не услышал... Ноги у меня подкосились, я громко сказал себе, что сошел с ума, постучал ногтями по лбу, прошепелявил:
- Спокойней, спокойней, очнись, сосредоточься! Ничего особенного не произошло. Земля по-прежнему ходит на своих петлях, или крутится вокруг собственной оси, или стоит, стоит... стоит. Звезды существуют, и все вещи существуют, существуют... существуют... существуют! Опомнись, сейчас день, встряхнись только, чтобы сны с тебя осыпались... Спустись по лестнице, почувствуй движение и силу притяжения Земли! .. .Пойми, сейчас день, у тебя есть желудок и кишки, ты всего лишь бренная плоть!..
Но я не мог спуститься. Я присел на какую-то скамью и ждал... Я смотрел на дверь, ведущую к покоям мальчиков и девочек... И по прошествии довольно долгого времени открыл ее и вошел, чтобы посмотреть, как они спят. Вырезаны ли и на их кроватях черепа.
Но когда я медленно закрыл за собой дверь и постепенно взгляду моему открылось занавешенное темное помещение с потолочными балками и стрельчатыми арочными проходами, страх снова втиснулся между составными частями плоти и тем, что мы называем душой. Это значит: мы можем стоять под деревом и мочиться, как любой кобель, и одновременно от внутреннего страха пребывать на грани смерти; можем брюхатить баб и вместе с тем испытывать адские муки - -.
Но на сей раз мною овладел жуткий, потусторонний страх -страх перед событием, которому мы не можем противопоставить никакие доводы, никакую жизнь, никакое право, никакую молитву; перед которым мы беззащитны, как свинья перед забойщиком скота, только что вонзившим крюк в ее ухо.
Кого в своей беде могу я позвать на помощь? Никого, никого. У меня нет возлюбленной, я одинок.
И снова мелькнула догадка, что я ушел от кого-то, и я не понимал, как такое вообще возможно - найти в себе мужество, чтобы от кого-то уйти.
Но потом я все-таки сделал шаг, отделявший мой страх от его разрешения: откинул занавес, спустился на несколько ступеней и оказался в просторной комнате с большим окном-витражом, к которой с одной стороны примыкала спальня. Занавес, отделявший и это второе помещение, отодвинула худенькая девочка, а когда я заглянул внутрь, она что-то сказала кому-то, кто, видимо, еще лежал в постели.
И тогда случилось то немногое, что послужило переходом к чему-то новому, и вскоре я уже стоял у кровати, на которой лежал -в горячке - мальчик, прошлым вечером хотевший помочь Актеру.
