Хотя я пытался действовать так, чтобы всегда быть в состоянии дать Лил «рациональное» объяснение своим странностям, я позволял жребию всё чаще и чаще определять, каким именно отцом и мужем мне быть, особенно в те три недели, которые мы с Лил, Ларри, Эви (трехдневные уик-энды) провели наснятой в восточной части Лонг-Айленда ферме.
Так уж исторически сложилось, друзья мои, что отцом я был безучастным и отчасти отсутствующим. Мои контакты с детьми состояли главным образом из следующего: а) орать на них, чтобы они перестали орать, когда я разговариваю по телефону в гостиной; б) орать на них, чтобы они шли играть куда-нибудь в другое место, когда я днем хочу заняться любовью с Лил; в) орать на них, чтобы они слушались свою маму, когда они особенно вопиющим образом не слушаются свою маму; г) орать на Ларри из-за того, что он такой бестолковый и не может сам сделать домашнее задание по математике.
Правда, бывало, что я на них не орал. Всякий раз, когда я о чем-то мечтал («Райнхарт открывает недостающее звено в теории Фрейда!», «Софи Лорен разводится с Понти из-за нью-йоркского психиатра», «Невероятно удачный ход любителя — доктора медицины на фондовой бирже») или о чем-то думал (как открыть недостающее звено, завоевать мисс Лорен, сделать невероятно удачный ход), я спокойно говорил с детьми о том, о чем им хотелось поговорить («Красивый рисунок, Ларри, особенно дымовая труба». Лил: «Это баллистическая ракета»), и даже при случае играл с ними («Бум-бум, я тебя сделал, папа». Я валюсь на пол. «Ой, папа, ты же только ранен»).
Мне нравились мои дети, но главным образом как потенциальные Юнги, Адлеры и Анны Фрейд для моего Зигмунда. Я был слишком увлечен ролью великого психиатра, чтобы отвлекаться на роль отца. Одним словом, отцом я был никудышным.
Среди вариантов, предлагаемых жребию на рассмотрение, некоторые выражали скрытого глубоко внутри меня любящего отца, тогда как другие давали полную волю отнюдь не великодушному деспоту.
С одной стороны, жребий дважды предписывал мне уделять больше внимания детям, проводя с ними минимум по пять часов три дня подряд. (Какое рвение! Какая жертва! Матери мира, что бы вы отдали за то, чтобы проводить только пять часов в день со своими детьми?)
В один из сентябрьских дней, после завтрака на большой старой кухне с белыми шкафчиками и «встроенным» солнечным светом на большой старой ферме, расположенной на огромном, окруженном большими деревьями и яркими цветущими полями с зарослями ядовитого сумаха участке, я спросил детей, чем бы они хотели заняться.
