ДайсМен, или Человек жребия | страница 10
— Совсем юная, — добавил я.
— Странно, — сказал Ларри.
— Что тут странного?
— Барни Голдфилд обозвал меня тупой девственницей[13].
— Барни употребил это слово неправильно, — сказала Л ил. — Может быть, отложим сегодняшнюю партию, Люк? Мне как-то…
— С чего вдруг?
— Я бы лучше сходила в театр.
— Мало мы видели придурков?
— Это лучше, чем играть с ними в покер.
Пауза.
— С придурками?
— Если бы ты, Тим и Рената были способны говорить о чем-то кроме психологии и фондовой биржи, это еще можно было бы вынести.
— О психологии фондовой биржи?
— И! Я сказала «и о фондовой бирже!». Ты когда-нибудь слушаешь, что я говорю?
Сохраняя достоинство, я доел яичницу и с философски-отчужденным видом выпил растворимый кофе. Приобщение к таинствам дзэн-буддизма научило меня многому, но самое важное, что я усвоил, было: «не перечь жене». «Плыви по течению», — советовал великий мудрец Обоко, и вот уже пять месяцев я этим занимаюсь. Между тем Лил сатанела все больше и больше.
После двадцати секунд тишины (относительной, разумеется: Ларри потянулся через весь стол, чтобы положить в тостер кусок хлеба, а Эви сделала попытку продолжить монолог о динозаврах, но замолчала под строгим взглядом) я (в теории всегда можно избежать ссоры, сдавшись противнику до начала крупномасштабного наступления) примирительно сказал:
— Прости, Лил.
— Это все твой чертов дзэн! Я пытаюсь тебе объяснить, что мне не нравится, как мы проводим досуг. Почему нельзя придумать что-нибудь новое или для разнообразия сделать хоть раз так, как хочу я?
— Можем, солнышко, можем. Три последних спектакля…
— Да я тебя чуть ли не на аркане туда тащила. Ты такой…
— Солнышко, дети…
На самом деле дети, похоже, реагировали на наши пререкания как слоны, наблюдающие за ссорой двух комаров. Но этот аргумент неизменно помогает утихомирить Лил.
Когда завтрак был окончен, она повела детей одеваться, а я пошел мыться и бриться.
Вскинув правую руку с намыленным помазком, подобно индейцу, восклицающему «Хау!», я хмуро смотрел на свое отражение. Я терпеть не мог сбривать двухдневную щетину. Тень вокруг рта придавала мне сходство — по крайней мере, могла придавать — с Дон Жуаном, Фаустом, Мефистофелем, Чарлтоном Хестоном[14] или Иисусом. Я знал, что, побрившись, буду выглядеть как преуспевающий, по-мальчишески симпатичный сотрудник по связям с общественностью. Поскольку я был респектабельным психиатром и не видел себя в зеркале без очков, мне пришлось отказаться от идеи отрастить бороду. Впрочем, я позволил себе оставить бачки, которые немного уменьшали сходство с преуспевающим сотрудником по связям с общественностью и слегка увеличивали сходство с не слишком преуспевающим безработным актером.