– Вот и я не желаю выходить замуж, – вставила Шеннон.
Чероки пожала плечами:
– Я уже сказала, что мне страшно надоело быть рабом мужчины.
– А меня ты хочешь отдать мужчине.
– Это совсем другое дело.
– Ну да, – кисло произнесла Шеннон, – это будет мое рабство, а не твое.
Чероки чертыхнулась и одновременно улыбнулась.
– Ты это зря… Помни, я старею. Эта проклятая лодыжка все не заживает. Уж не знаю, смогу ли я охотиться этим летом, чтобы прокормить хотя бы себя.
– Так я буду охотиться за двоих.
– Девочка, у тебя мужества хватит на трех мужчин, но охотник из тебя не ахти какой.
– Я научусь к концу лета.
Некоторое время черные глаза Чероки изучали выражение лица Шеннон. Наконец Чероки вздохнула и прекратила разговор о мужчинах, женщинах, замужестве и выживании. Она лишь покачала головой. Слишком мало времени было для того, чтобы Шеннон превратилась в хорошего охотника, способного прокормить двоих.
Но девушке придется убедиться в этом самой, раз она не желала внимать советам пожилой женщины.
Чероки остается лишь молиться, чтобы прозрение Шеннон наступило не слишком поздно, когда перевалы занесет снегом. Тогда все живое в долине Эго окажется отрезанным от остального мира до открытия перевала или же умрет от голода. Неизвестно только, что произойдет раньше.
Солнце уже садилось, когда уставшая Шеннон поднялась на крутой скалистый холм, с которого открывался вид на ее хижину. Правда, сама хижина закрыта высокими елями и не очень бросалась в глаза из-за того, что была наполовину встроена в склон горы.
Шеннон нечасто так радовалась при виде собственного жилья. Расставшись с Чероки, она несколько часов выслеживала дичь. Результат оказался малоутешительным: она зверски устала, а в животе у нее урчало так громко, что Красавчик стал бросать на нее подозрительные взгляды.
– Успокойся, – пробормотала Шеннон. – Я не собираюсь делать из тебя жаркое.
Красавчик помахал хвостом и облизнулся.
– Не смотри так на меня, – устало проговорила Шеннон, поглаживая пса по голове. – Если ты голоден, поищи какую-нибудь живность да постарайся, чтобы ее хватило на двоих… Хорошо?
Наедине с самой собой Шеннон не нужно было маскировать свой голод и страшную усталость. Ее тон и поза красноречиво свидетельствовали, насколько она чувствовала себя выжатой и измотанной.
Ничего, кроме двух или трех кусочков вяленой оленины, в ее желудке за целый день не побывало. А та оленина, которую она сунула утром в карман, пошла в суп Чероки вместе с несколькими молодыми зелеными побегами, сорванными Шеннон недалеко от хижины старой женщины. Обед для Чероки получился такой, о котором Шеннон могла лишь мечтать.
