— Опять грабежи? — раздраженно осведомился ярл. — И конечно же, в дальних лесах?
— Да.
— Похоже, там становится горячее, чем здесь, в Альдегьюборге. Ты не находишь, Конхобар?
Ирландец снова кивнул. Почему горячее — ясно. Лето. И следовательно, неведомый враг — а такой явно был — бросит сейчас все силы на то, чтобы сорвать у окрестных племен заготовку дани. Вовсю начнутся поджоги, грабежи и убийства расцветут пышным цветом.
— Да, думаю, уже расцвели. — Хельги потер виски, пожаловался: — Ума не приложу, что делать?
Его собеседник усмехнулся, взглянул с хитринкой:
— Полагаю, ты хорошо знаешь, что нужно делать, ярл! Хочешь совета?
— Ну?
— Бери воинов — самых лучших — и отправляйся в леса. Или отправь кого-нибудь — того же Снорри, он рад будет.
Ярл покачал головой:
— Снорри я отправлю с дружиной к Рюрику. Должен же я хоть на кого-нибудь там полагаться?
— Хаснульф ожидает, наверное, что ты поедешь cам.
— Ну и пусть ожидает, — неожиданно засмеялся Хельги. — Впрочем…
Наклонившись, он что-то прошептал Ирландцу, и тот одобрительно кивнул.
— Я тут подумал уже кое над чем, ярл. — Конхобар вытащил из-за пояса свернутый в трубочку кусок пергамента. — Вот те, кто осведомлен о дружине.
— Снорри, Арнульф, Каймод-воевода, Осиф-кузнец да еще три кузнеца с усадьбы, что близ двора Вячки-Весянина, Незван-тиун, Борич Огнищанин, — быстро прочел Хельги. Изумился:
— Даже Борич? Этому-то что знать о дружине?
— Там все указано, ярл.
Хельги присмотрелся. Действительно, от каждого имени вниз шли стрелочки с подписями: — «кони», «оружие», «бронь», «пища»…
— Посмотрю на досуге. — Ярл сунул список за голенище. — Иди, Конхобар. Сам знаешь, что делать.
Ирландец, простившись, взобрался в седло. Челядь побежала к воротам. Хельги поднялся на крыльцо, оглянулся, задержавшись чуть перед дверью. Синее яркое небо лучилось солнцем, деревья стояли такие чистые, вымытые вчерашним дождем, трава, прижухнув было от июньской жары, ныне воспрянула вновь, словно птица феникс из пепла. Хороший денек.
Войдя в горницу, ярл скинул на руки подскочившему слуге плащ, вошел в покои жены. Сельма — как всегда, красивая и строгая — сидела за столом, заваленным деревянными долговыми дощечками.
— Входи, супруг мой, — улыбнувшись, она обняла мужа. Поцеловав, кивнула на дощечки: — Староста Келагаст с наволоцкого погоста должен нам два мешка беличьих шкурок и мешок куньих.
— Знаю, — усаживаясь на лавку, отозвался ярл. — В тех краях все должники.
Он с удовольствием окинул взглядом супругу — в длинном темном сарафане, в сборчатой синей тунике, с золотым обручем на голове — та держалась, как сказал бы Никифор, царственно, движения молодой женщины были плавны, жесты — неторопливы, выражение лица — значительно. Плюс ко всему прочему имелся и весьма острый ум.
