Ферлини через плечо посмотрел на жену, но ничего в ее взгляде не прочел. Тогда он сжал свои огромные кулаки и напряг мощные мускулы, надув грудь, чтобы продемонстрировать невероятное увеличение ее объема. Прием этот был крайне важен в его работе.
— Ну… полюбуйся мужем! Даст мне кто-нибудь сорок шесть? Что молчишь?
— Ты — греческий бог, — с горечью ответила Ванда. — Но говоря о греках, не следует забывать о том, что Роско пригласил нас на ужин.
— А, чертов Фил. У меня от него пропадает аппетит. Только и слышу, что мое дело — швах. Увидел бы он сегодняшнюю толпу, заговорил бы по-другому.
— Он дал тебе эту работу, он и должен знать, что сейчас в цене. — Позевывая, она начала переодеваться. Затем что-то вспомнила и, на ходу стирая с лица косметику, подошла к туалетному столику мужа. — Послушай, не заводи с Филом разговора о водном номере, ладно? Мне это все надоело.
— А! — отмахнулся Ферлини. — Ты стареешь, Ванда, вот в чем беда.
— Кто бы говорил! Не забывай, что ты тоже не юнец, Джо.
Зло усмехнувшись, он посмотрел на нее:
— За неделю у тебя появилось с десяток новых морщин, дорогая. Ты внимательно смотрела в зеркало?.. Глянь!
— Поди к черту.
— Я сказал: глянь! — Ферлини неожиданно заорал, схватил ее за руку и пригнул к зеркалу на своем столике.
Ванда увидела свое отражение: полоски макияжа на лбу и подбородке, морщинки старения вокруг рта, мешки под глазами. Она отвернулась, и хватка Ферлини усилилась.
— Ради бога, Джо, прекрати!
— Кого ты называешь стариком, а! Я моложе тебя, потому что держу себя в форме. Поняла?.. Не называй меня стариком, слышишь?!
— Хорошо, хорошо!
Он отпустил ее, презрительно рыча. Его хорошее настроение улетучилось.
Слезы застилали глаза Ванды, она отошла в другой угол комнаты и продолжила переодевание.
— Не все думают, что я старая, — прошептала она. — Не все, Джо.
— Заткнись и переодевайся. Нас звали на ужин, значит, идем на ужин. — Ферлини встал и хлопнул себя по животу. — А насчет водного трюка я с Роско поговорю.
Ванда промолчала.
Ресторан, выбранный Филом Роско, как нельзя лучше соответствовал ему самому: обветшавший, в закате славы, но все еще держащийся на плаву.
Роско галантно придержал стул для Ванды, а Ферлини тяжело плюхнулся на свой, схватил со стола булочку и разломал ее пополам. Не успев прожевать, заявил:
— Ну, Фил, видел бы ты меня сегодня! Я был великолепен. Правда, Ванда?
Жена слегка улыбнулась:
— Людей было много.
— Много?! Да мне трижды давали занавес, — заявил Ферлини, совсем забыв, что работает без занавеса и без исполнения на бис. — Я тебе точно скажу, Фил, моя профессия возрождается с новой силой. И, когда это произойдет, я намерен быть на самом верху. Особенно после того, как мы сделаем водный номер.
