— Ну, Тони, как ты себя чувствуешь?
— Ужасно. Я вчера зверски надрался.
— Совершенно верно.
— И к тому же я чувствую себя таким виноватым.
— Ничуть не удивительно.
— Я не все хорошо помню, но у меня сложилось впечатление, что мы с Джоком тебе здорово надоедали.
— Совершенно верно.
— Ты очень сердишься?
— Вчера — очень. Тони, ну что вас на это толкнуло, двух взрослых мужчин?
— Мы были не в духе.
— Ручаюсь, что сегодня вы еще больше не в духе. Только что принесли коробку белых роз от Джока.
— Жаль, что я не додумался.
— Вы такие дети оба.
— Значит, ты в самом деле не сердишься?
— Ну конечно, нет, милый. А теперь быстренько возвращайся домой. Завтра ты придешь в норму.
— А я тебя не увижу?
— Сегодня, к сожалению, нет. У меня все утро лекции, а потом я иду в гости. Но я приеду в пятницу вечером или в крайнем случае в субботу утром.
— Понимаю. А никак нельзя удрать из гостей или с одной из лекций?
— Никак нельзя, милый.
— А, понимаю. Ты просто ангел, что не сердишься за вчерашнее.
— Такая удача бывает раз в жизни, — сказала Бренда, — насколько я знаю Тони, его еще много недель будут мучить угрызения совести. Вчера я от злости на стенку лезла, но дело того стоило. Ему жутко стыдно, и теперь, что бы я ни делала, он просто не посмеет обидеться, а уж сказать что-нибудь и подавно, и вдобавок бедный мальчик еще не получил никакого удовольствия, и это тоже хорошо. Надо его проучить, чтобы он больше не подкидывал таких сюрпризов.
— Любишь ты уроки давать, — сказал Бивер.
В 3.18 Тони вылез из поезда продрогший, усталый и раздавленный сознанием своей вины. Джон Эндрю приехал встречать его с машиной.
— Здравствуй, па, весело было в Лондоне? Ты ведь не сердишься, что я приехал на станцию, правда? Я упросил няню отпустить меня.
— Очень рад тебя видеть, Джон.
— Как мама?
— Вроде хорошо. Я не видел ее.
— А ты мне говорил, что едешь повидаться с вей.
— Да, так оно и было, только ничего не получилось. Я говорил с ней несколько раз по телефону.
— Но ведь ты можешь звонить ей отсюда, разве нет, пап? Зачем ехать так далеко в Лондон, чтобы говорить с ней по телефону? Зачем, а, пап?
— Слишком долго объяснять.
— Ну, а ты хоть немножечко объясни… Зачем, а, пап?
— Послушай, я устал. Если ты не прекратишь свои вопросы, я никогда больше не разрешу тебе приезжать к поезду.
У Джона Эндрю рот пополз на сторону.
— Я думал, ты обрадуешься, что я тебя встретил.
— Если ты заплачешь, я тебя пересажу вперед к Доусону. В твоем возрасте неприлично плакать.
