— Ладно, собирайся на прогулку, — говорит ему Саныч.
Володя надевает свои изношенные кеды, и мы выходим во двор. Я спрашиваю Саныча:
— За Тошей сбегать?
— Не надо, — отвечает он. — Пусть сидит один. Эх, плохо у нас Тоша перевоспитывается…
Мы идем к ближней горке. У крайнего дома слева в темноте журчит вода, это источник. Нам хорошо, колодец не нужен: поблизости в роще, на взгорке, — родник, и вода притекает оттуда по вырубленным в бревнах желобам; от родника досюда — тридцать три бревна.
Поле. Дорога здесь из бетонных плит. Володя начинает рассказывать о своих прежних гулянках в миру, таким образом он кается:
— Вот, братья, были у меня южные дела… В городе Краснодаре любил я Ольгу, продавщицу из супермаркета. Она мне готовила такие завтраки, что я с похмелья сразу оживал… Любил я и Нину из Волгограда, служащую банка. Она дома разводила пуделей, а я, грешный, ревновал ее к этим чертовым пуделям кучерявым…
— Володя, ты про северо-восточные дела расскажи, — прошу я; он все свои незамысловатые амурные истории разделяет по сторонам света относительно Москвы, и мне сейчас почему-то хочется послушать северо-восточные.
— Запросто, — соглашается Володя. — Я работал экскаваторщиком на строительстве газопровода под Новым Уренгоем и любил там Рахиль, она приехала с проверкой из Московского института охраны труда… Любил я и Ольгу, собирали с ней ягоды на болотах в Тюменской области…
Мы сворачиваем с дороги в поле. Саныч идет впереди. Он покашливает в кулак и время от времени сшибает клюкой сухие стебли борщевика. Я знаю, что ему не нравится, когда Володя рассказывает о своих любовных похождениях.
Вдруг Саныч останавливается и, тыча клюкой в темноту, говорит:
— Вон, смотрите, человек!
Идем выяснять, кто это. Оказалось — неподалеку из земли торчит погнутый кусок листового железа.
Саныч вынимает из кармана фонарь, и мы видим на ржавчине внизу едва различимую от давности надпись черной краской: «ДМБ-83».
— Вот это да! — восхищается Володя. — Сильно. До мурашек пробирает. Всегда удивляюсь, глядя на такие знаки.
— Ничего удивительного, — говорит Саныч. — Обычное дело. А мурашки у тебя от холода… Я вот тоже, хоть и глава скита, а обманулся: принял металлолом за человека, хотя много раз уже видел этот железный лист.
Володя нагнулся, трогает надпись. В луче света — его длинная растрепанная борода.
— Бережем батарейку, — сказал Саныч и выключил фонарь.
Возвращаемся на дорогу, преодолеваем небольшой подъем. Отсюда, с горки, видны огни поселка городского типа. Они мерцают вдалеке, мне видится в них очертание огненной козы, и я не хочу к этим огням. Но на днях моя очередь идти туда, продавать на федеральной трассе лукошки из ивняка, разделочные доски, четки, деревянных медведей на подставке, бьющих молотками по наковальне, и другие наши поделки.
