Вошла Валечка с подносом и лежащей на нём громадной индюшачей горой, верхний слой которой был собран в жёсткие мелкие хрустящие складочки, обложенной у основания чёрными сливами.
— Стафф в турке, — это означало: «Начинка в индюшке», — из наших слив, смешанных с нашими яблоками, — сказала Анна.
В хрустальные рюмки Сергей налил «ихнего» плохонького вина, и мы выпили, как полагается, первый тост за здоровье хозяев и за процветание их хозяйства и семьи. Отведав всех кушаний, я не могла притронуться к индюшачей горе, часть которой внезапно оказалась у меня на тарелке.
— Что же вы ничего не едите? — укоризненно приговаривала Анна, подкладывая куски. — Ешьте, пожалуйста! Ряженку ещё!
А мы всё нахваливали и, в угоду гостеприимным хозяевам, ели больше, чем могли…
— Как у вас хорошо! Как всё вкусно! Как хорошо в Америке!
Вдруг Сергей произносит с некоторой задумчивостью:
— Если бы нашим, да ихнюю свободу, то мы бы Африку кормили! Тут — кажинный миллионер!
Кто работать хочет! А народ ихний разбаловался! Тупые, работать не любят! Работать не хотят!
— Ну, страна‑то богатая, как‑никак, — тихо заметил кто‑то из нас, не пытаясь затевать никаких дискуссий.
На это замечание донской казак Сергей Наугольнов произнёс речь, записанную мною без всяких изменений:
— Они наследники! Первые ихние люди были умные — Джефферсон ихний и Вашингтон ихний, всё и обосновали!
— А почему богатые? — спросил Сергей, как бы задавая самому себе этот вопрос для осмысливания. И сам себе ответил:
— Деньги у них двести лет не менялись, так и идут! Так и идут!
Сергей встал, вдохнул воздух, положил вилку и салфетку на стол и магическим голосом, достойным великих актёров, играющих королей или Наполеонов, произнёс снова:
— Деньги двести лет не менялись! Так и идут! Так и идут! — И сопроводил эти слова медленным жестом, перекладывая что‑то из одной руки в другую, и прихлопнув обе руки вместе, руками дорисовав вывод, замер: — Так и идут!
Мы смотрели на окаменевшего на секунду Сергея, стоящего с неразжатыми руками и прислушивающегося к чему‑то в пригоршнях сомкнутых ладоней. Даничка прорезал уважительное молчание каким‑то желанием, а Толя подсел к Валечке и начал её расспрашивать:
— Что вы по вечерам делаете?
— Я после работы помогаю маменьке и папеньке по хозяйству, — ответила, смутившись, краса вица, тихо взглянув на Толю и медленно прикрыв глаза ресницами. — И ещё я люблю шить, — добавила она.
— Она у нас мастерица, — вмешалась Анна, — всё сама себе шьёт. А как вышивает! Посмотрите, вот эти салфетки — её работы.
