— У нас всё своё, — гордо произнёс Сергей, — чистое, бесконсульное, без ихней химии.
Я совсем не поняла, что значит «бесконсульное», но Яша мне объяснил, что это слово Сергей образовал от английского слова «сапеег» — «рак», т. е. не образующий рака, не содержащий того, от чего…
— У них, — продолжал Сергей, — всего намешают, накидают, консул и заводится. У них огурцы, одно сказать, здоровенные вымахают, а без вкуса и запаха, полиэтилен, есть нельзя. Или, к примеру, ихняя «strawberry», — по–нашему, «клубника», — будто её горячим кипятком ошпарили!
— А наша — чистейший изумруд, — добавила Анна, — во рту тает!
— Валя, Валечка приехала! — воскликнул Сергей, услышав звуки захлопнувшейся двери автомобиля, и глянул в окно.
— У конторе работает! — уважительно произнесла Анна.
— Спускайся к нам, у нас гости, русские! — позвал Сергей приехавшую дочку.
Спустилась и вошла. Красавица!
Мне такую красавицу и не описать, я наяву таких красавиц не видела. Её лицо — лицо моих кронштадтских мадонн «из беседок роз». Я пере вожу взгляд на гобеленную красавицу — это она, только там, на картинке, есть обрамление из лилий и роз. В жизни ей не хватает лилий и роз, чтоб оттенять белизну кожи лица — белой лилией, а алость губ — цветом алых роз. В детстве мы с подружками, изображая красавиц, зажимали губами оторванные лепестки роз, потом шамкали губами и выплёвывали эти лепестки, а она, видно, их не выплюнула. Розы падают из уст, когда смеётся красавица. А из лилий реки Кашинки мы сплетали венки… и плавали в них, как русалки. А откуда чёрно–чёрный бархат её бровей? Я смотрю. Наш друг холостяк Толя застыл в недоумении от неожиданной красоты скрывшейся на кухне Валечки.
— Она — из «Вечеров на хуторе»! Она — из «Тихого Дона»! Быстрицкая — разве красавица рядом?! — с расстановкой говорил Толя, ошеломлённый.
— А кто это Быстрицкая? — спросила Анна и посмотрела на Толю с некоторым недоверием.
— Это актриса, игравшая казачку в фильме «Тихий Дон», — ответил Толя.
— Она у нас не разбалованная! По хозяйству — первая помощница, — говорит Анна. — Рассаживайтесь и пробуйте всё, что в нашем хозяйстве мы производим, все наши кушанья.
Мы всё начали пробовать, всё, что было на столе.
— Спасибо! С удовольствием! Спасибо! — произносили мы, сидя за вышитой скатертью с хрустящими узорами и хрустящими закусками.
— У нас всё своё, — сказал Сергей. — Ничего нам не надо у магазине. Хлеб ихний только скотине скармливаю, видели у меня запасы, ихний хлеб, как молочный кисель, разве что стены обклеивать. А ихнее молоко! Чего только туда не наложут для сохранения! Вот, правда, вино у Ронку брал, да плохонькое оно. Американцы вино делать не умеют. Мой батька на Дону наливку из шпанских вишен делал, как чистое золото — перелив.
