Уилт | страница 64
— Кто?
— Регинофилка. Монархистка. Поимей это в виду. Она вся за королеву, так что оставь свои антибританские настроения. Мы же не хотим, чтобы она взяла пример с двигателя и бросила работать. Может, дело вовсе не в рулевом управлении.
— Если бы я смог снять головку, я бы сказал, — заметил Гаскелл.
— И какая от этого польза? Другая появится? — спросила Салли и пошла в каюту, где Ева размышляла, что они будут есть на ужин. — Крошка весь в мазуте и все еще развлекается с двигателем. Винит во всем рулевое управление.
— Рулевое управление?
— Это такое соединение, детка.
— С чем?
— Тазобедренная кость соединяется с голенью. А тут все соединяется с поршнем. Все знают, что поршень — символ пениса. Механизированный мужской заменитель секса. Честно, Гаскелл такой регрессивный.
— Я не знаю, — сказала Ева.
Салли снова легла на койку и закурила сигару.
— Вот это мне в тебе и нравится, Ева. Ты ничего не знаешь. Невинность очаровательна, детка. Свою я потеряла в четырнадцать.
Ева покачала головой.
— Эти мужчины, — сказала она с укором.
— Он по возрасту годился мне в дедушки, — сказала Салли. — Он и был моим дедушкой.
— Не может быть! Какой ужас!
— Ну не буквально, — рассмеялась Салли. — Он был художником. С бородой. Потом запах краски на его халате, и эта студия, и он захотел нарисовать меня обнаженной. В те дни я была такой чистой. Он заставил меня лечь на кушетку и уложил мои ноги. Он всегда укладывал мои ноги, а потом отходил в сторону, смотрел на меня и рисовал. Однажды, когда я лежала на кушетке, он подошел ко мне, согнул мне ноги, и, не успела я опомниться, как он уже был на мне, халат задран и…
Ева сидела и зачарованно слушала. Она могла все себе так ясно представить, даже запах краски в студии, и кисти. У Салли была такая интересная жизнь, полная событий, и такая своеобразно романтическая. Ева попыталась вспомнить, какой она была в четырнадцать лет. Она даже с мальчиками не встречалась, а вот Салли в четырнадцать уже лежала на кушетке в студии знаменитого художника.
— Но он же вас изнасиловал, — наконец сказала она. — Почему вы не заявили в полицию?
— В полицию? Ты не понимаешь. Я училась в ужасно элитарной школе. Они бы тут же отправили меня домой. Школа была прогрессивной и все такое, но я не должна была позировать этому художнику, и мои родители никогда бы меня не простили. Они были очень строгие. — Салли вздохнула, опечаленная невзгодами своего полностью выдуманного детства. — Теперь ты понимаешь, почему я так боюсь мужчин. Если тебя изнасиловали, то ты хорошо знаешь, что такое мужская агрессивность.