Блотт в помощь - Том Шарп

Сэр Джайлс Линчвуд, член парламента от Южного Уорфордшира, расположился у себя в кабинете и закурил сигару. В саду за окном цвели тюльпаны и примулы, на лужайке копошился дрозд, а в безоблачном небе сияло солнце. Вдалеке виднелись утесы, между которыми бежала река Клин. Клинская теснина.

Но красоты природы не трогали сэра Джайлса. Он размышлял совсем о других материях: о деньгах, о миссис Фортби, о разладе между мечтой и действительностью. Да и вид из окна не так уж радовал глаз: среди красот природы затесалась леди Мод, а у какого человека в здравом уме повернется язык причислить ее к красавицам? Грузная, дюжая – кто-то очень метко назвал ее «роденовской женщиной». Впрочем, собрав всю свою беспристрастность, на какую он был способен после шести лет супружества, сэр Джайлс признавал: есть в этой монументальности и что-то привлекательное. Вообще он не слишком щепетильничал насчет внешности. Он и капитал-то нажил благодаря способности разглядеть выгоду за самым невзрачным фасадом и мог с полным правом похвастаться, что ни один домовладелец в Лондоне не вышвырнул на улицу столько неплатежеспособных жильцов, сколько он. То, что леди Мод не красавица, еще полбеды. Семейную жизнь сэра Джайлса омрачало другое: его бесил характер жены, ее невероятный гонор. И еще мысль, что ему суждено до конца своих дней жить с супругой, от которой не уйти, в доме, который не продать.

Мод, урожденная Хэндимен, всю жизнь провела в родовом гнезде, в Хэндимен-холле. Это был огромный, просторный особняк: двадцать спален, бальный зал с покоробившимся полом, водопроводная система, от которой ценители технических раритетов просто млели, а сэр Джайлс по ночам не мог уснуть, центральное отопление, которое прежде пожирало тонны угля, а теперь поглощало мегагаллоны мазута. Построенный в 1899 году и обставленный чудовищной мебелью во вкусе того времени, Хэндимен-холл призван был возвестить миру, что Хэндимены вышли в знать. Правда, ненадолго. Своим взлетом они были обязаны тому обстоятельству, что будущий король Эдуард VII [1], дважды гостивший в Хэндимен-холле, по ошибке принял миссис Хэндимен за горничную (в присутствии члена королевской фамилии у бедняжки от робости язык отнимался). Дабы загладить нечаянную монаршую провинность – а также за оказанные услуги, – ее супругу Бальстроуду был дарован титул пэра. Но слава Хэндименов быстро померкла и сменилась полной безвестностью, в каковой они пребывали и по сию пору. Вознесясь к славе на гребне пивной волны – в свое время хэндименовское светало; хэндименовское тройное и хэндименовское западное пользовались широкой популярностью, – Хэндимены пристрастились к коньяку. Первый граф Хэндимен, ревнивый муж и, понятное дело, рьяный республиканец, умер очень некстати: он вошел в историю как первый покойник, чьим родственникам пришлось платить разорительный налог на получение наследства, только что введенный Ллойд Джорджем. Его старший сын Бартоломью не намного пережил отца: домогательства налоговых инспекторов произвели на него такое впечатление, что он выпил две бутылки отцовского монпелье три шестерки и отдал Богу душу.