Через неделю – или месяц, не понять – выталкивает себя до середины лестницы, плиты густо забрызганы кровью, что летит из зала. Одна капля жалит щеку, Андрей кубарем в комнату, едва сдерживает желание забаррикадироваться.
Однажды забирается на верхние ступеньки. В зале настоящее озеро крови, густое, зловонное, плавает мясо. Яра с ног до головы в крови, демон из ада, будто содрали кожу. Багровым смерчем рассекает озеро, рубит крыльями, рвет шипами все новых и новых тварей, что падают с неба, лезут по стенам, потолку. Во все стороны гейзеры крови, вопли, ленты кишок, вырванные с корнями головы… Кровь заливает ступени, как вино глотку, ноги Андрея по щиколотку в густой, пахнущей металлом жиже.
В комнате смывает с губ блевотину. Одного меча нет, чудо, что другой как-то держится в побелевшей руке. Опускает на дно ручья окровавленные ноги, пальцы на мече деревянные, приходится разгибать как погнутые гвозди.
Больше нос не высовывает. Мысли подменяются жидко-красными сценами. Единственное, что отвлекает – воспоминания о Маше. Некоторые дарят улыбку, сладкий трепет: прогулка рука об руку по горным лесам Северной Америки, ночные поединки в «Мортал Комбат» перед экраном на всю стену, совместная работа над медицинской диссертацией… Странно, почему такие яркие события не вспоминались раньше? И как они могли произойти в его копеечной однообразной жизни? Ах, ну да… Это не воспоминания – грезы. Грезы о будущем, которого никогда не будет. До конца жизни он заперт здесь, в крошечном мирке. Каменная пустыня, небо с редкими облаками, руины, мерзкие твари, кровь, даже на поверхность не выйти. Вот и все. Так – до самой смерти.
– Не хочу. – Андрей опускается перед кроватью на колени.
Через какое-то время лицо горит в соленой кислоте, тело вздрагивает.
– Андрей! – На плечи давят холодные ладони. – Что с тобой?..
– Так до самой смерти. – Андрей жует мокрое одеяло. – Стены, твари, кровь… Уже месяц, год – сколько? – как паук в банке, голова кругом, путаюсь в своей же паутине… У маятника и то жизнь разнообразнее. А у меня другой не будет. Стены, твари, кровь, шаги, шаги, туда-сюда…
– Успокойся, Андрей. – Яра гладит. – С тобой всегда я.
– Дурак. Спрятался в мечтах. А они страшнее реальности – когда с ней смешиваются. Колб не дает покоя, тянет в реальность, твердит, что я никто, зря прожег жизнь, которую подарили родители, друзья, возлюбленные. Я не заслуживаю покоя, знаю. И Колб знает. Колб – часть меня. Не успокоится, пока не успокоюсь я.
