Я пристально смотрю на пальто. Звон прекращается, потом начинается снова. И снова.
— Джина ушла, — говорит Дилен еще до того, как я произношу «алло».
— В каком смысле «ушла»? — спрашиваю я.
Он шмыгает носом.
— Забрала все вещи. Я вышел… Она сказала, чтобы я купил пончиков. Не знаю, где она взяла деньги…
Перед моим мысленным взором встает копилка в форме Эйфелевой башни на туалетном столике. Та, куда я бросаю четвертаки, остающиеся от прачечной.
— …Она вытащила горсть мелочи и выпроводила меня. А когда я пришел… — Он слегка постанывает, и я буквально вижу его, схватившего себя за волосы и упершего локти в колени.
Нет, то был Джона. А это Дилен.
— Правильно, — говорю я, изгоняя из своей головы видение Джоны. — А машина там?
— Подождите. Я посмотрю.
Рука у меня опять стала кровить. Я вновь засовываю кулак в рот. Кровь соленая, как моя вина.
— Машина здесь, — говорит он.
Какая-то частица меня надеется, что Джина, возможно, упаковала вещи и сбежала домой к маме и папе, прожив два дня со своей злодейкой-сестрой.
Но скорее всего это не так.
— Я скоро приеду, — говорю я Дилену. — Оставайся там и никуда не уходи. — Две заблудшие души на руках — это последнее, что мне сейчас нужно.
В зале я сталкиваюсь с Тимоти.
— У меня… проблемы в семье, — говорю я.
Он пожимает плечами.
— Это не новость.
Я уже говорила, что Тимоти может придираться к людям по мелочам, когда у него самого штаны в дерьме? Так вот, такое случается.
— Я серьезно.
— И я тоже, — говорит он. — Джона уходит после этой выставки, тебе приспичило получить отпуск… А что будет со мной? Обо мне ты подумала?
Вина опять наносит мне удар в спину — на этот раз не слишком сильный.
— Слушай, — говорю я, — я поговорю с Джоной, ладно?
Он пожимает плечами.
— Делай что хочешь. Хочешь — собирай вещи и уезжай.
Ну вот, музей может быть и неблагополучной суррогатной семьей. Это я о нас. Такая большая, счастливая, но неблагополучная семья. Ха-ха.
Я надеваю пальто, хватаю сумку и иду в кабинет Джоны. Его там нет. В конце концов я нахожу его в южном выставочном зале.
— Не думай, что тебе нужно уходить отсюда, — говорю я, минут пять подождав, пока он обратит на меня внимание. Я обвожу рукой вокруг помещения, хотя он не смотрит на меня и не может увидеть этот жест. — Тебе не нужно уходить из музея из-за меня.
— А кто сказал, что я ухожу из-за тебя? — спрашивает он. Потом делает заметку в блокноте с зажимами, который держит в руке.
Я не знаю, что отвечать.
— Никто.
