— Можно попросить тебя помочь мне закрыть окно? — спрашиваю я.
Вой прерывается. Кенни идет за мной в мой кабинет. Все бы ничего, но чудище вины обрело жизнь и все крушит в моей комнате.
Скворец.
— Как сюда попала эта птица? — спрашивает Кенни.
— Она ударилась об окно, — отвечаю я. — И я взяла ее в комнату.
Скворец летит к окну, бьется крыльями о стекло. Снаружи летает другой скворец, держась от стекла ровно на таком расстоянии, чтобы его нельзя было поймать. Я беру свой шарф. После нескольких неудачных попыток мне удается набросить его на воскрешенную птицу и вышвырнуть ее в окно. Кенни налегает всем своим туловищем на разбухшую раму, и она резко захлопывается.
Скворцы улетели.
— Спасибо, — говорю я, вешая шарф на спинку запасного стула. Пальто все еще на мне, и из-за этой охоты на скворца я вспотела. Я начинаю выкарабкиваться из своей шерстяной бани.
— Послушай, — говорит Кенни, все еще опираясь на подоконник, — что это с Джоной?
Я пожимаю плечами.
— Он уволился.
Я уже наполовину выбралась из своего пальто, но Земля вдруг перестала вращаться.
— Что?
— Только что. Сказал Тимоти, что уходит.
— Почему?
— А ты не знаешь?
Я качаю головой.
— И я не знаю. Не открывай ты это окно. — Он выпрямляется и выходит из моего кабинета.
— Где Тимоти? — спрашиваю я, но Кенни уже снова вполголоса затянул свой плач. Что-то из готовящегося представления.
Земля завершает перерыв во вращении. Комната наклоняется и начинает медленно кружиться. Кабинет становится огромной каруселью. Я роняю пальто на пол и бегу в туалет — как раз вовремя, чтобы спустить в унитаз небогатое содержимое своего пустого желудка.
Я полощу над раковиной рот, когда из кабинки выходит Дороти. Она бледная, как и я.
— У-у-у, — стонет она. — А ведь после близнецов я дала себе слово больше не рожать. — Она подает мне бумажное полотенце. — Когда ты-то должна?
— Никогда, — отвечаю я. Но она не слушает.
— Постарайся не рожать раньше срока, а то все кончится кофейной комнатой. Господи, как было стыдно.
— Да уж. — И я ухожу прежде, чем она успевает сказать еще что-нибудь.
Прямо за дверью я сталкиваюсь с Тимоти.
— Это ты, — говорит он. Затем наклоняется совсем близко к моему лицу: — Что это с тобой?
— Приболела немного, — отвечаю я. Черт, пришлось соврать. Но я действительно выгляжу больной: белая, в липком поту, дрожащая.
— Плевать я хотел на то, больна ты или нет, — говорит Тимоти. — Что ты сделала с Джоной? Я никогда не найду другого сотрудника с таким художественным чутьем. Ты что, думаешь, я смогу найти кого-нибудь с таким опытом работы, как у него? Мне объявление в газету давать, что ли?
