Хихикая, мы вышли из дома и пошли в парк. За неделю до того я подарила Джонзу на день рождения набор инструментов для резьбы по дереву. Небольших. Таких, которые удобно лежат в ладони. А в парке было дерево, на котором все вырезали свои инициалы, или старые рок-н-ролльные символы, или лаконичные высказывания по поводу родословной мэра. Это вошло в обычай, и, даже если бы вас поймал за этим занятием полицейский, все равно никаких неприятностей из-за порчи общественной собственности у вас бы не было.
Когда мы подошли к дереву, я повисла на одной из нижних веток и стала болтать в воздухе босыми загорелыми ногами. Джонз закрыл глаза и не открывал их, пока я не спрыгнула вниз.
— Да тут высоты-то всего несколько футов, — сказала я.
Он подошел к карусели, стоявшей неподалеку, и крутанул ее.
— Она вращается всего лишь со скоростью двадцать два оборота в минуту, — крикнул он мне.
Я скорчила гримасу.
— Прости.
Он кинул мне апельсин.
— Давай-ка лучше натяни Кэро нос, и я прощу тебе твою непоследовательность.
Я бросила в него кожурой от апельсина.
Проблемы в семье.
Что-то ударяется об оконное стекло моего кабинета, и я вздрагиваю и возвращаюсь к действительности. Нажав на глаза основаниями ладоней, чтобы не впустить в них чудище своей вины, я заснула, и из-за долгого давления на глаза зрение у меня сейчас затуманено.
Окно.
Поднявшись, я смотрю в окно. На карнизе лежит на боку скворец, клюв у него открыт, а глаза закрыты. Он, должно быть, ударился о стекло и разбился насмерть. Если бы он упал с такой высоты на землю… Я стараюсь справиться с разбухшей оконной рамой. Если мне удастся взять птицу в комнату, то, может быть, она (он?) сможет выжить после контузии. Рама потрескивает, стонет и не поднимается ни на миллиметр. Я толкаю ее изо всех сил, которые у меня еще есть.
Окно приоткрывается на пять дюймов. Этого достаточно.
Когда я встаю на колени и тяну руку, стараясь достать до карниза, вокруг моих ног вьется ледяной ветер. Руки не хватает. Я протискиваю сквозь щель плечо и шарю на ощупь, пока мои пальцы не натыкаются на кучку перьев. Я протаскиваю птицу сквозь щель и кладу ее на сложенный шарф.
Окно не закрывается.
Пока я спала, на работе появился Кенни. Он что-то репетирует внизу, в кофейной комнате, для какой-то музыкально-театральной постановки. Надеюсь, это роль пароходной сирены. Ему бы очень подошло. Но при таком раскладе Тимоти может уволить его в любую минуту.
— Уичита! — затягивает Кенни, когда я вхожу в нашу комнату отдыха. — Не покидай меня, дорогая Уичита!
