Старый моряк-писатель с волнением говорит о якоре, именуя главу о нем «Символ надежды».
«Прежде чем сняться с якоря, необходимо якорь «отдать». Это совершенно очевидная истина». И с презрением и гневом клеймит моряк тех, кто неуважительно говорит вместо этого — «бросать якорь»…
Якоря — остроумное изобретение, они невелики по размеру и весу по сравнению с кораблем.
«Будь они золотые, они сошли бы за безделушки, за драгоценные украшения, не больше сережки в женском ухе».
А между тем от якоря часто зависит участь корабля.
Конрад воспевает якорь. Валерик читает многозначительно:
— «У этого грубого, но честного куска железа, такого простого на вид, больше частей, чем у человеческого тела членов: кольцо, шток, пятка, веретено, лапы, зубцы… На него можно рассчитывать. Дайте ему за что зацепиться, и он будет держать судно вечно»… Якорь — символ надежды, — задумчиво повторил Валера. И быстро пролистал книгу дальше:
— «Отдать якорь!» — последняя торжественная команда морского похода, — четко прочел он и посмотрел на меня поверх раскрытой книги. — «Отдать якорь»… — повторил внук тихо.
Мы долго молчали, глядя на море и корабли.
Подошел Авдеев, присел рядом. Валера и ему с удовольствием прочел о якорях.
Анатолий Федорович усмехнулся, взял книгу Конрада.
— Да, любил море человек, ничего не скажешь… Душевно любил. И про якорь правильно написал. Но большому кораблю — швартовка главное. Вон, смотрите, корабли на «бочках» стоят. — Мы вместе с Авдеевым взглянули на бухту. Военные корабли были почти неподвижны. Стальные тросы крепко держали их у небольших «бочек». — А как стать на эту маленькую «бочку» тяжелому крейсеру? — Авдеев хитро улыбается. — Море — не асфальт и корабль — не автобус. Волны, ветер, а то и штормит — относит, разворачивает. Не просто даже подойти к «бочке». Нужно ведь тросы закрепить за кольцо. А «бочка» не ждет, пляшет в волнах. Сколько кораблей — столько и швартовок. Посмотришь, как кто швартуется — сразу узнаешь, чего стоит команда. Видел бы Конрад, как швартовался «Красный Кавказ»! Вся эскадра любовалась. Поэма!..
Авдеев долго молчал, не сводя глаз с памятного Павловского мыска.
— Как сейчас вижу и слышу… Резко командует швартовку старпом Кузнецов. Боцманская команда берет ходовой конец троса, крейсер еще режет волны, а шлюпка с матросами и тросом уже в море, мчится к «бочке». Вот она обогнала крейсер, затихают машины, корабль подходит к «бочке», а швартовая команда уже на «бочке». Трос закреплен мгновенно, и пусть беснуются волны — крейсер на аркане. Пришвартовались по-своему — по-кавказски, — как говорили на флоте. Думаете, хвастает старый моряк. Нет! Я вот теперь учитель истории и могу засвидетельствовать как исторический факт: на дымовой трубе «Красного Кавказа» до самой войны сияла Красная Звезда с золотой окаемкой. То значило — первый корабль на всех флотах, победитель Всесоюзного социалистического соревнования. Неплохо!.. Агарков подтвердит. А вот представь, юнга, — Авдеев повернулся к Валере, — представь, крейсеру швартоваться надо под обстрелом снарядов и мин. Не только волны и ветер, артиллерия бьет прямой наводкой, люди гибнут, а швартовка идет… Крейсер высаживает десант. Сноровка пригодилась, и это уже подвиг. И это тоже — «Красный Кавказ»! Но о том уж не мне рассказывать, а Агаркову. Повидаемся с Константином Ивановичем — не то услышишь. Легенда!
