«В книге, откровенной, как предсмертная исповедь, я пытался раскрыть сущность моей ненасытной любви к морю… Это не исповедь в грехах, а исповедь в чувствах. Это — наилучшая дань вечному морю, кораблям, которых уже нет, и простым людям, окончившим свой жизненный путь».
Я давно знаю, что каждый человек читает книгу и слушает музыку по-своему. Одни и те же слова и звуки кого-то оставят равнодушным, у другого вызовут в душе бурю… «Зеркало морей» сразу же затронуло какие-то струны сердца, отозвалось в нем.
«…Ветер — великая душа мира. Одним шумным вздохом срывает высокие крепкие мачты, как осенние паутинки… А машины должны делать свое дело, даже если душа мира обезумела.
Когда современный корабль плывет по морю, укрытому тенями ночи, корпус его дрожит пульсирующей дрожью, и где-то в глубине его по временам слышится лязг, словно в этом железном теле бьется железное сердце».
Море для Конрада — живое существо. И все, что происходит на море, — дыхание, голос, крик, радость, ненависть, гнев, отчаяние живой жизни волн, ветра. Море — друг или враг человека, и он роднится с ним или борется с ним, покоряя его своей силой, мужеством.
Арена извечного поединка Человека и Моря — шторм. Но и воспоминание о самом грозном шторме у Конрада «радует своей гордой суровостью».
«Так вспоминаешь с удовольствием благородные черты незнакомца, с которым когда-то скрестил шпаги в рыцарском поединке».
Как все живое — штормы многообразны. Но отличает их не сила вихря и не высота несущихся волн.
«Их отличаешь по чувствам, которые они в тебе вызывают».
Одни угнетают, давят, нагоняют уныние, другие, свирепые и жуткие, «пугают, как вампиры», третьи — поражают «каким-то зловещим великолепием».
Но каким мощным ни был бы голос штормового ветра, в сущности, он ничего не говорит.
«Только человек меткой фразой характеризует стихийные страсти своего врага, как бы говоря за него».
Бесконечно разнообразны бури на море. Но как бы ни ревели, ни стонали, ни выли они, только голос Человека, противостоящего Буре, его волевая команда, перекрывающая гул урагана, только мужественный человеческий голос «придает нечто одушевленное шторму, морю»…
Увлекшись, я не мог оторваться от «Зеркала морей», вспоминая, сравнивая, размышляя.
А Валера, видимо, внимательно и придирчиво следил за теми страницами, которые приковывали мое внимание.
— Не там ты читаешь, дедушка, — наконец не выдержал внук. Он взял у меня книгу и стал раскрывать ее на тех строках, где как раз не было отвлеченных рассуждений. — Вот, послушай, как здорово о якоре написано…
