Хассейн крепко сжал меня. От него пахло вином еще больше. Я спросила его, много ли он проиграл, ведь я никогда не приносила удачи. В ответ он лишь неопределенно улыбнулся. А когда заговорил, то его глухой и низкий голос поразил меня, как рокот моря в часы отлива. Он обращался ко мне на «ты»:
— У тебя такой вид, словно ты хочешь понравиться Али Мулаю. Я наблюдал за вами. Ты долго разглагольствовала.
— Али Мулай умеет слушать и не бросает меня одну. И не пьет и не играет в карты.
— Али Мулай женат.
— Простите, не понимаю что-то…
— Все ты прекрасно понимаешь. Я повторяю, что Али Мулай женат, что он любит свою жену и что его жена была твоей подругой. Это, правда, остается для меня загадкой, потому что ты не стоишь ее, она куда лучше, чем ты.
Я попыталась высказать ему свое презрение:
— Вы слишком много выпили!
— Нет!
— Нет, выпили! Вы сами не знаете, что говорите!
— Нет. Я все прекрасно вижу, говорю тебе. И я среди вас единственный, кто все прекрасно видит. Али Мулай — наивный человек, а его жена — порядочная, честная женщина. А тебя я хорошо знаю. Ты и бывшего жениха своего сумела увести от другой. Это тебе доставляет удовольствие.
— Неправда. Его родители только пообещали его в женихи кузине. А сам он этого никогда не хотел.
Но Хассейн не слушал меня.
— Ты его увела от другой, а потом отказалась от него. Я тебя знаю: тебе надо, чтобы мужчины валялись у твоих ног, даже если они не нравятся тебе. Не все ли равно, лишь бы это были мужчины! Ты просто жаждешь власти над ними! Этот-то, может, и интересен тебе, но ведь он женат! Ты ревнуешь его к жене, значит, ты не остановишься ни перед чем, чтобы удовлетворить свой каприз. Тебя ничто не смущает. Но я предупреждаю, смотри, пока я здесь, я помешаю твоим пакостным замыслам.
Он говорил тихо, быстро, и голос его дрожал от волнения. Хотя внешне он не выглядел особенно возбужденным. Он стал мне противен. Может быть, и даже наверное, он был прав. И скорее всего, именно его правота была противна мне. Ну и пусть, какая разница?! Я ненавидела его.
— Замолчите! — сказала я.
Он внезапно затих. Я даже не смела и думать, что он послушается меня. Лицо его смягчилось. Он еще сильнее прижал меня к себе. Мне было так неловко. А он становился все нежнее, все ласковее. Но страх мой не проходил. И он сказал мне требовательно, с настойчивостью:
— Поцелуй меня! Поцелуй при всех!
— Вы с ума сошли, оставьте меня! Оставьте!
Я вся одеревенела.
— Поцелуй меня, — повторил он. — Поцелуй так, чтобы видел Али Мулай.
