Большая сосновая ветка пахла густо, празднично — Александр Степанович принес ее, ткнул в вазу, водрузил на стол. Вместо елки. Повесил легонький пластмассовый самолетик, с которым Ленка носилась тогда по больничному парку и кричала: «Кира, я летаю!»
Ирина прислала шутливое новогоднее поздравление: «Дорогие предочки… поздравляем… желаем… ваши потомки».
Александр Степанович сказал:
— Сегодня я — за хозяина, а ты моя гостья.
И теперь таскал из кухни тарелки с закусками, а она пристроилась на диване, прикрыв ноги пледом, смотрела, как там, на экране телевизора, матери катили выстроенные в ряд коляски с детьми, коляски опоясаны полотнищем, на котором начертано что-то по-английски. Кира Сергеевна разобрала отдельные слова раньше, чем диктор прочитал: «Нет нейтронной бомбе!»
В десять сели за стол, увенчанный бутылкой шампанского, их разделяли пустые стулья — не догадались убрать. Александр Степанович рассеянно смотрел в телевизор — там уже шел концерт — постреливал подтяжками, шаркал под столом тапочками. Ее обидело, что он не оделся ради этого вечера вдвоем, сидел по-домашнему, в старых брюках и без галстука. Вяло жевал колбасу, часто поглядывал на часы. И она тоже невольно все время смотрела на часы. Как будто после двенадцати что-то произойдет, что-то изменится. Ничего не изменится. Конец и начало во времени — условность, ничто не кончается в старом году, ничего в нем не оставишь. Счастье, горе, обиды, успехи — все, перешагнув невидимый рубеж, продолжается. И все равно все ждут всякий раз Новый год, словно верят, что придет совсем другая жизнь — без ошибок, неудач, непонимания…
Они выпили немного за уходящий год, он сразу захмелел, стал болтать чепуху про школу — как Коржиков из седьмого «А» на педсовете, куда его вызвали, сказал: «Меня учат говорить правду, я и скажу правду: все учителя — зануды и ябедники!» И он, директор школы, не нашел ничего лучшего, как возразить: «Откуда ты знаешь про всех учителей, если, кроме нашей школы, нигде не учился?»
— Выходит, я насчет учителей нашей школы согласен с ним!
Они смеялись, Кира Сергеевна выставила палец, погрозила ему:
— Это тебе наука — не сглаживай острые углы, не вписывай в овал.
— Да, Кириллица, угол-то был самый что ни на есть тупой!
Опять смеялись, она смотрела, как он по-мальчишески запрокидывает голову и волосы, рассыпаясь, падают ему на уши — как он поседел за этот год!
