В воскресенье с утра день выдался солнечный, теплый — словно и не ноябрь на носу, а вернулось позднее бабье лето, с ясным нежарким небом, с тихими паутинками в легком неподвижном воздухе, с сухим звоном листьев под ногами — так хорошо и грустно в эти последние погожие дни, как будто держишь за руки дорогого человека, с которым нет сил расстаться.
У обочин желтела старая трава, а под ней зеленели ползучие живые петельки новой, молодой, и Кира Сергеевна подумала, как хорошо сейчас в парке и что вот придет она, бросит на стол покупки, отправится с Ленкой в парк.
Дома сдвинула штору, и сразу в комнату полились густые потоки света, заиграли бликами на стене, на маске сатира, которой до сих пор боится Ленка, — маска сразу стала веселой, страшный оскал превратился в улыбку, узкие глаза закатились от смеха.
Ирина — в старой мужской рубашке и закатанных до колен джинсах — перетирала в столовой книги. Еще утром она объявила генеральную уборку и сразу после завтрака выпроводила мужчин.
Александр Степанович надвинул шляпу, кинул на плечо плащ и объявил, что пойдет «по белым кудрям дня» куда глаза глядят.
— Желающих составить компанию нет? — спросил он, ни на кого не глядя.
Кира Сергеевна подумала, что они могли бы пойти вместе и взять Ленку, но это приглашение, прозвучавшее как-то между прочим, обращено не к ней, а к кому — неизвестно, скорее всего ни к кому, и высказано из вежливости.
Ленку поначалу Ирина пыталась выпроводить с Юрием, но тот пробормотал о неотложном деле и ушел один.
— Теперь видишь, как он любит дочь? — сказала Ирина.
Кира Сергеевна промолчала. Поддерживать этот разговор ей не хотелось.
— Давай вдвоем, быстрее управимся, — предложила она.
— Ну, что ты! И так уродуешься с нами…
— Потому ты и решила отселяться в кооператив?
Ирина посмотрела на мать, вытянув тонкую детскую шею. В темной косынке до бровей и узких джинсах она была похожа на длинноногого подростка.
— Юрий и это доложил?
Она брала со стеллажа книги, каждую вытирала, ставила на место.
— Просто спросил, не могу ли помочь…
— Я запретила ему соваться к тебе с этим.
Она закатала рукава рубашки, выполоснула в тазу тряпку. И опять взялась за книги.
— Вы, конечно, вольны поступать по-своему, — осторожно начала Кира Сергеевна. — Если это и в самом деле сохранит вашу семью…
