– Какая же, если не секрет? – съерничал будущий возможный министр. А мне стало грустно от того, что представитель власти даже о единственной властной добродетели не имеет понятия.
Я вздохнул:
– Справедливость.
– А я хочу вам сказать, что у власти в нашей стране стоят достойные люди.
Это я вам как политик говорю.
В ответ на эти слова замминистра я промолчал, потому что уверен в том, что для того, чтобы рассуждать о достоинствах власти, в ней нужно как минимум не состоять.
– И уверяю вас, люди, стоящие у власти, прежде всего очень любят Родину, – неуемничал замминистра передо мной, как перед телекамерой.
И все бы ничего, но мы оба понимали, что он лжет, играя в демократничество.
А ложь – это далеко не самая удачная попытка поуправлять правдой.
В ответ я опять промолчал, подумав: вот как чиновник, так непременно про любовь к Отечеству.
И смех не разбирает.
Поневоле задумаешься: а нельзя ли назначение на чиновничью должность сопровождать усекновением языка?
Впрочем, этот политик, как и все наши политики, был смешон только до тех пор, пока не сталкиваешься с ним близко.
Если сталкиваешься – становится не до смеха, потому что наш современный чиновник – это человек, чью совесть хочется постирать.
– Вы разделяете мою точку зрения? – обвопросил меня замминистра, видимо, ощущая, что я хоть и собеседник, но какой-то неполный. Вроде рабочего дня перед праздником.
– Нет, – честно признался я. Но тут же навел на свое утверждение макияж:
– Но в этом нет ничего страшного.
Я и свою точку зрения не всегда разделяю…
– …Так, – сказал я Ларисе, присевшей на край стола с чашкой уже остывшего чая в руках, – завтра у нас еще один большой гость.
Просили приготовиться.
– И как мы будем готовиться? – Лариса смотрела на меня.
– Не знаю. Ты – президент…
– Давай думать – одна голова хорошо, а две лучше.
– Ага, – переведя дух, согласился я, – особенно если одна из них отсутствует.
– Ладно, – вздохнула Лариса, – Бог поможет.
– Оставь Бога в покое, милая, и Он сам найдет, чем ему заняться.
– Ты так думаешь?
– Да, Лариса.
Ведь у Бога – мы не единственный шанс сделать что-то хорошее.
Не то чтобы я собирался корректировать Бога. Просто что Бог, что человек, по-моему, определяется не тем, что он сделал, а тем, что он сделал хорошего.
– Так что мы будем делать?
– Не знаю, – честно ответил я; потом взглянул на Ларисину чашку с чаем, поставленную на край стола:
– Впрочем, если придет большой чиновник…
Думаю, на всякий случай серебряные ложки лучше попрятать…
