– Вот что, Павелпетр. Ты парень не промах, я вижу, если что, и государстенное лицо пихануть можешь. Я тебя носкрось вижу и доверяю, как любимой псе. Кругом меня подлые, шавки-блошавки, гадючие мальчики со змеиными языками, олигафрень блатная, выблевыши и бастарды. Отсучья значит. Ты слухай. Продадут за стакан, и с удовольствия. Нам это поперек. Нам нужна демос и всенародность любви. Запад не споможет. У меня везде друзья. И ты друг. А эти… вокруг все ботва, норовят Пращурова с Сената двинуть. А голос-то у меня. Скажу тебе, Павел, честно – захочу, отдам кому голос заради демократии, первому попамшему… кто попал достойно… и все… кирдык. Ты как? – спросил он меня вдруг.
– Я нормально, – без выражения сообщил я, опираясь задом о дыру в целомудренную яму.
– Молодцом! Ну тужься, – подбодрил меня мужик. – Я голос кому хошь отдам, а вот возьму, и тебе отдам…
– Мне не надо, – четко проблеял я.
– Дурак! – хохотнул Пращуров. – Тут же изберешь меня НАШЛИДом, и все. Кирдык. Все дела. У тебя курей тогда будет, не сочтешь за ночь. Да что курей, – взревел он. – У тебя баб будет, как тараканов давить. Жратва, бублики, свежей воды артезиан упейся. Вино бургундия-астурия, у меня друг там. Сыр в дырах, качество, голову в дыру просунешь, и коммунизм видать. Все. Чего сбредишь. Но пока нет. Любим НАШЛИДа. Ничего вечного под луной. Ты как?
– Я нормально, – бекнул я, испустив дух.
– Молодцом, – воодушевился Пращуров. – А пока… пока, Петрпавел, на вшивость отвезешь диппочту специально секретно Северным и Южным, с послами передать не могу, не верю. Тебе верю, а послам – послам! – нет. Все куплены, уже в новых домах нежатся. Отвезешь и на словах привезешь, коли язык не отрежут, ответ – ДА или НЕТ. Все. Найдем тебя скоро, и зашьешь микрофильму подкожно. Ты как?
– Устойчиво, – сказал я. – А маршрут, как переться?
– Вот это разговор! – восхитился Избиратель. – Вот это по-нашенски. Карл аравийский, Кишлинг и Мать Хари. В одном стакане. Маршрут думаем. Спецпоездом тебя не пошлешь, на первом кордоне удавят. Вертопланом ты обосрешься, не туда залетишь, птица лешая.
– Есть мыслишка, – скороговоркой вставил я. – Говорят, дрезина ходит.
– Какая такая? – делано прищурился Пращуров. – Кто сказал?
– Нюрка-дурка с подругой Шуркой и с собачкой Муркой.
Мужик набычился и вдруг захохотал, сотрясая толчок. Отсмеялся, протер ресницы рукой и спросил:
– Где ходит?
– В метре.
– Ну, ходит. И чего тебе?
– Отправляйте метрой, – принял я понятные падежи. – До Северов-Югов.
