Такие ямы промысловики роют под летний зимник для хранения рыбы. До вечной мерзлоты. Штыка на три, не больше.
– Знаешь, что там? – тихо спросил Облинский.
– Знаю, – так же тихо ответил Ананьев.
Он знал, потому, что уже не раз сталкивался с этим в почти бескрайней тундре.
Юрий Михайлович только не знал, остатки какой одежды на нетлеющих в земле за Полярным кругом костях людей, похороненных без гробов – лагерных бушлатов или военных гимнастерок без погон.
– Пуговицы, – проговорил Илья, – Между прочим, со звездочками…
Это ерунда, что кто-то чего-то не понимает.
Верность присяге или исполнение приказа – это только оправдание на суде.
Человеческом или Божьем.
Но самое лучшее оправдание для убийств это убеждение, потому, что убеждения – это самый удобный повод для того, чтобы убивать невинных людей…
Когда они возвращались в избушку, взгляд волка почему-то не показался Юрию Михайловичу таким уж диким.
– Вакула, когда вернемся в Воркуту, напомни. Нужно крест заказать на пилораме.
– Крест это можно, – ответил Вакула Ананьеву, – Такой же, как заказывали на Кось-ю, Аячь-яге и Подымей-висе?
– Везде – одинаково…
– Знаешь, Илья, сейчас ведь очень многие называют себя сталинистами, – проговорил Ананьев закуривая.
– Юра, меня не удивляет, что после стольких лет сталинизма, того или иного, так много людей стали сталинистами – ничего другого ведь и не видели.
Меня удивляет то, как много людей не стыдятся в этом признаваться…
В полдень Вакула и Ананьев собирались уезжать.
– Илья, ты не боишься умереть в одиночестве? – неожиданно спросил Вакула.
– Нет. В одиночестве умирает каждый, – Облинский не знал, как прав и не прав он окажется одновременно…
– Илья, сейчас времена не спокойные стали. Может тебе «Макарова» подвести? – спросил Ананьев прощаясь.
– А откуда у тебя «Макаров»?
– Откуда теперь все «Макаровы», – вздохнул Юрий, – С овощного рынка…
Уже сидя в вездеходе, Юрий Михайлович сказал Вакуле:
– Он в тундре давно торчит, и много не знает. Про инфляцию, между прочим, тоже.
– Ага, – ответил Вакула.
– Ты у него шкуры почем взял?
– Как всегда, по сто.
– Давай заплатим по двести пятьдесят.
– Вот это умно, – Вакула потянулся за мешком с деньгами.
– А ты, Вакула, вообще умный человек, – проговорил Ананьев, не глядя на сотоварища, – Только не всегда догадываешься об этом.
– Умный, – пробурчал Вакула, расшнуровывая мешок, – Умный тот, кому объяснять легко…
