– А как же загадочная мистика улыбки Джоконды?
– Нет никакой мистики.
– Как же так?
– Просто Леонардо гениально изобразил женщину, обдумывающую то, как она осуществит свои планы…
– В то же время, вся литература – выдумка.
– Литература – это правда, – улыбнулся Каверин.
– Но ведь, например, Анна Каренина никогда не бросалась под поезд.
– Бросалась. Только мы не всегда это видели.
– Когда?
– Каждый раз, когда мы об этом читали.
– Значит, Анна Каренина это правда жизни?
– Нет. Анна Каренина – это правда смерти, – до всех трагедий, связанных с историей о бешеном волке было еще далеко, но слово: «смерть», – уже прозвучало…
Между остальным Андрей спросил:
– Ирина, вы не боитесь адъютанта вашего мужа? Ситуация немножко двойственная. В отсутствии мужа, вас навещает художник. Это ведь повод для слухов.
– Нет, Андрей. Адъютант отлично понимает, что служит генералу только днем, а я и днем, и ночью. Значит я, по крайней мере, в два раза главнее него.
Поэтому, он, хоть и подглядывает за мной, когда я принимаю душ, боится меня. И еще, он завидует мне, потому, что, держась за свое место, он, мне кажется, немного мечтает о моем месте. Он просто, по вполне понятным причинам, занять его не может…
Это произошло задолго до того, как история с бешеным волком подошла к своей развязке. И даже задолго до того, как однажды Ирина прошептала Андрею:
– А теперь одевайся. Тебе нужно уходить потому, что мой генерал может появиться не вовремя.
– Почему ты думаешь, что он появится не вовремя? – спросил Андрей одеваясь.
– Потому, что генералы появляются не вовремя всегда …
Вообще-то, человек создан для отдыха, как птица для полета, но лучше всего люди ничего не делают на сытый желудок. Да и заканчивающаяся ночь, время, когда северное солнце совершает очередное клятвопреступление, обещая свет, но лишь прибарахляя горизонт видимыми облаками, кучами газообразной воды – самая подходящая для расслабления часть суток.
Раз уж спать все равно не пришлось.
Наиболее деятельная форма ничегонеделания это разговоры – брожение мыслей по закоулкам вершков.
Или вершкам закоулков.
– …Я ведь не думаю, что разумное государство создастся быстро, но почему-то верю в то, что говорит Ельцин, – голос Облинского звучал не очень уверенно, словно он сам слегка стеснялся того, что говорит. Будто не верил, а просто хотел верить.
– Знаешь, Илья, – раскачиваясь на табурете, проговорил Ананьев, – Есть много способов понять, что на самом деле хочет политик. Но есть один способ не понять этого.
