засеменил к двери и не заглядывая в глазок, отпер ее.
За дверью пахучей горой возвышался одетый в тулуп, кустистый и пасмурный
дворник, Яков Филиппович Кудрявый. Глаза его, по обыкновению мутные
синие от количества выпитого, сверкали из-под завшивленных бровей. На
кудлатой его голове дворника топорщилась заскорузлая детская шапка-
петушок.
За спиною дворника ним стояла соседка со второго этажа, женщина лихого
норова, битая и ушлая. Одета она была в желтый матерчатый плащ. Рядом с
нею, хмельной и хриплый, возвышался глухой муж ее, переселенец из
Азербайджана, по слухам, вор-рецидивист. А позади толпились и другие
соседи Мертвецкого, переминаясь с ноги на ногу.
Мертвецкий хмуро глядел на дворника, который, судя по всему, в этой
странной процессии был за главного.
-Тебе чего, Тихон? - глухо осведомился он. По привычке, а также в силу
упрямства он называл дворника Тихоном.
-Тут такое дело, Петрович, - взревел дворник и ошеломленно замолчал, когда
из-за спины Мертвецкого показалась необъяснимо огромная, сомовья голова
его сына.
-Будет тебе, дед, гнилое болото после смерти…-туманно изрек младенец и
спрятался за спиной отца.
Дворник помолчал немного, откашлялся и продолжил:
-Кошка наша, Мурка… Милости просим, просим! - и замахал руками
приглашающе.
-Да ты что, Тихон, совсем сбрендил от водки? - строго спросил Мертвецкий.
Ему было не по себе от смрада, что исходил от дворника.
- Окот у нас, Петрович, окот! - заорал дворник, и толпа соседей за его спиной
зашелестела хором: «Окот! Окот!»
- Ты, Петрович, человек опытный в делах животного мира, - продолжил
дворник, - а потому, изволь спуститься с нами в подвал и подсобить.
- Помилуй, Тихон! Я же и не врач вовсе!
- Анатолий Петрович, - выступила вперед соседка со второго этажа, - у нас
есть основания полагать, что вы с этим делом справитесь компетентно и
профессионально. Пойдемте с нами, дорогой Анатолий Петрович. - За ее
спиной вор-рецидивист оскалился в жуткой улыбке.
Внезапно Мертвецкий решил пойти. В глубине души он надеялся, что котята
все выйдут мертвыми и, возможно, усохшими, а один, самый последний,
полуживым. В мгновение ока Мертвецкий представил себе, как он тихонько
задушит котенка, глядя ему в глаза, и, быть может, узрит частичку великого
Ничто.
- Я только пальто накину, Тихон, - невесть отчего фальцетом брякнул он.
- Не надо пальто, Петрович, - запричитал дворник, испуганный тем, что
Мертвецкий, скорее всего, обманет его и захлопнет дверь перед самым носом,
