Однажды ночью Рафаэль, сев на мою постель, разбудил меня от кошмара.
— Все хорошо, — прошептал он. — Это лишь плохой сон.
Я ничего не ответил — ждал, когда перестанет бежать мое сердце. Иногда оно бежит быстрее моих кровоточащих стоп. Когда оно успокоилось и утихло, я сказал Рафаэлю, что мне нужна сигарета.
— Постарайся снова уснуть, — возразил он.
— Ты побудешь со мной? Пока я не усну?
Он промолчал, но остался рядом.
Я вел себя как маленький ребенок. Черт. Но меня не переставая била дрожь, и я боялся, что Рафаэль уйдет. Я заснул, убаюканный его дыханием. Утром он спросил, что мне снилось.
— Я не помню, — ответил я.
— А ты постарайся вспомнить.
— Зачем?
— Затем, что иначе тебе не станет лучше.
— Ты что, скооперировался с Адамом?
Покачав головой, Рафаэль улыбнулся.
— Ну хорошо, — сказал он. — Просто знай, что я переживаю за тебя. Мне не безразлично, что с тобой будет.
Он едва меня знал, но я поверил ему. Я не боялся его. И, говоря по правде, мне нравилось, что я ему нравлюсь. Наверное, он изменит свое мнение обо мне, когда узнает поближе. Но кто ему это позволит?
— Ты слышишь меня, Зак? Я переживаю за тебя.
— Окей, я не против. Но мы можем не говорить об этом? Пожалуйста. Ты не против?
— Не против.
2
Что мне нравится в Рафаэле, так это то, что он хороший парень. По-настоящему хороший. По-мистер-гарсиевски хороший. В первую свою ночь в кабинке номер девять он плакал. Плакал тихо и приглушенно, и я чувствовал на сердце печаль. Дело в том, что у нас с Рафаэлем одинаковые проблемы со снами и нас это чертовски печалит. И сближает. Ему полтинник с чем-то, а мне только стукнуло восемнадцать, но мы с ним сидим в одной лодке и нас несет стремительным потоком бушующей реки. Мы отличаемся только в одном, и это не разница в возрасте — в том, что он усиленно пытается вспомнить, а я усиленно пытаюсь забыть.
Еще мы схожи тем, что он ненавидит себя. Я тоже ненавижу себя. Правда мне кажется, что в глубине души Рафаэль устал от ненависти к себе и хочет покончить со всем этим я-ненавижу-себя дерьмом.
Эти сны… я ни с кем о них не говорю. Ни с Рафаэлем, ни с кем-либо из группы, ни с Адамом. Да, да, я знаю, что мои сны — навязчивые. Так их здесь называют. Один психо-врач как-то спросил меня:
— Тебе снятся навязчивые сны?
— Не совсем понимаю значение этого слова, — взглянул я на него.
— Повторяющиеся и настолько реальные, что мучают тебя, даже когда ты не спишь.
— Снятся, — признался я.
— Хочешь рассказать мне о них?
