— На каком снимке?
— На который так внимательно смотришь.
Должно быть, я уставился на него, сам того не сознавая. Я не знал, что ответить.
— Это твои сыновья.
— Да.
— Ну так, выходит, я вижу твоих сыновей.
Адам не возвел глаза к потолку, он настоящий профессионал, хотя иной раз выдает ехидную улыбочку. Вот как сейчас.
— И о чем же ты думаешь, глядя на него?
— О брате.
— Сколько ему лет?
— Он на три года старше меня.
— Как его зовут?
— Сантьяго.
— У вас есть фотография подобная этой? Где вы оба маленькие?
— Да. У мамы в комнате.
— Что на ней?
— Брат обнимает меня.
— А сколько тебе лет на этом фото?
— Два года.
— Ты улыбаешься?
— Слушай, Адам, я не хочу говорить об этом. Это старый снимок. Он ничего не значит.
— Хорошо. Я могу задать тебе один вопрос, Зак?
— Да, конечно, валяй.
— Ты любил своего брата?
— Не помню.
— Не помнишь?
— Да, Адам, не помню.
Он знал, что я лгу. Мне было все равно. Для меня «не хочу вспоминать» равносильно «не помню». И точка.
В стране снов
Мне втемяшилось в голову, что для того, чтобы видеть красивые сны, нужно родиться красивым. Бог не написал на моем сердце «красивый», так что я увяз в плохих снах. Плохие сны для плохих мальчиков. Во всяком случае, ко мне это подходит. И я ничего не могу с этим поделать.
Глава 4
Ненавистные мне вещи и сны
1
Мне снится один и тот же сон. Это словно мой персональный ад, и меня наказывают снова и снова, заставляя смотреть один и тот же кошмар. И хотя я уже знаю его наизусть, он все равно меня до жути пугает, потому что в его тьме всегда прячется монстр.
Этот монстр жаждет моей смерти.
Я все задаюсь вопросом: только у меня есть свой монстр?
Это просто сон. Просто сон.
Кажется, я понимаю, откуда в этом мире столько зависимостей.
Я бегу — вот что я делаю в этом сне. Бегу по улицам босой. Мои ноги кровоточат, но я не могу остановиться, меня трясет, я напуган. Буря во мне превращается в безумно вихрящийся смерч. Бумажные клочки, поднятые со дна сознания ветром, летают вокруг оголтелыми птицами, я теряю голову от страха, и бегу, бегу, бегу — кажется, бегу уже целую вечность. Ночь и холод, и вокруг такая безжизненная и безмолвная пустота, что в темной тишине улиц я слышу эхо собственного дыхания. Я не вижу, куда бегу — передо мной простирается бесконечная тьма и пот жжет глаза. Это не останавливает меня. Ноги сами говорят мозгу, что делать. Они всегда приносят меня туда, где я быть не хочу — особенно в снах. Мне страшно, я ненавижу себя за этот страх и чувствую себя так, как будто у меня вот-вот вырвут из груди сердце. Я даже не знаю, чего так сильно боюсь.
