Утверждают, что Республика по сути своей является социальной категорией, окончательно еще не сложившейся и всегда спорной. Вот так порадовали! В тот день, когда реакционеры смогут убедить в этом Францию, в тот день, когда они сумеют доказать стране, что Республика не в силах дать ей независимого и окончательного строя, большинство быстро перейдет на сторону монархии или империи. По счастью, это всего лишь романтическая фантазия. Для меня, как, надеюсь, и для многих других, Республика — только логическое следствие, строго подчиненное совершенно определенной закономерности. Из народа нельзя сделать то, что тебе хочется, точно так же, как нельзя изменить по своему желанию спинной хребет какой-нибудь птицы или рыбы. Это — силы природы, которые движут человечеством, и тут уже надо считаться с ними и применять их, если не хочешь трудиться попусту.
Но я намерен оставаться в границах теории, ибо у меня нет собственной Республики, которую я стал бы проталкивать в мир, как нет и вообще никакого политического честолюбия, которое надо было бы удовлетворить. Я думаю, что если во Франции образуется республиканское правительство, то это произойдет независимо от воли людей, просто в силу социальной логики, ибо настало время господства науки. Но само по себе это убеждение не имеет в моих глазах никакой цены, — я стараюсь вникнуть в наши повседневные усилия, я принимаю любую Республику при единственном условии, что эта Республика обеспечит народу покой. Одним словом, я всего-навсего один из представителей, — и притом самый скромный, — великой партии равнодушных. В качестве такового я сержусь, я спрашиваю, когда же наконец кончатся все мучения, которые нам навязывают, скоро ли перестанут перебрасывать нас из одних рук в другие с единственной целью — удовлетворить честолюбцев, пользующихся нашим долготерпением?
Да, вот до чего мы докатились через десять лет: партия равнодушных стала партией негодующих.
Последнее время я провожу каждый год по восемь месяцев в глухой деревне, среди крестьян, и при каждом новом министерском кризисе, при каждой новой авантюре бывает очень поучительно видеть испуг всех этих честных людей. Они голосовали за Республику, они воображают, что Республика существует; больше они ничего не в состоянии понять. Париж всего в девяти лье от них, но кажется, что он где-то на краю света, в какой-то стране сумасбродов. Что там творится? Чего они хотят? Еще одного министерства? Выходит, прежнее было плохим? Так почему же тогда его утвердили? Это, разумеется, будет не лучше, ведь не успело оно вступить в силу, как уже возвещают его падение? И крестьяне пожимают плечами и начинают сердиться, а назавтра уже, если их снова будут донимать этой борьбой честолюбии, смысл которой от них ускользает, они станут мечтать о короле или об императоре.
