В облупленную эпоху | страница 111



Последние шесть слов к Бориному рассказу добавил я и попросил его подержать кусок проволоки: я собирался перерубить его мясницким топором на новенькой, посыпанной крупной солью колоде.

— Как ты сказал? — переспросил Боря. — Заснули как кто? — и я повторил.

Даже света фонарика мне хватило, чтобы увидеть, как Боря сначала побледнел, потом покраснел. Я сказал, что если он хочет выместить на мне, человеке постороннем, свои обиды и разочарования, то мой совет: подождать, пока мы выберемся, и что потом я целиком и полностью к его услугам. Я вложил в его руки кусок проволоки и показал, как держать. Он был само послушание: я бы сказал ему положить на колоду голову — он бы послушался. Я отрубил небольшой кусок, слегка расклепал один его конец, согнул проволоку в виде дуги, закрепил в ручке отвертки. Мы пошли к двери, я нажал плечом на одну из половинок, приладил жало и сказал Боре, чтобы он не спеша крутил ручку.

— Дальше-то рассказывать? — неуверенно спросил Боря.

Я ответил, что с нетерпением жду окончания истории. Жало несколько раз сорвалось, но потом головка винта чуть повернулась.

…Случилось это в ночь на субботу. А за субботним завтраком, в присутствии детей, Ольга Эдуардовна, передавая Владимиру Валентиновичу чашку с кофе, назвала того Борей. Владимир Валентинович не сдержался, начал кричать, упрекать Ольгу Эдуардовну, схватил со стола острый нож, которым только что нарезал хамон и, желая показать, как ему все, все надоело, провел ножом по горлу. Он не рассчитал и проткнул острием сонную артерию…

Я извинился, что перебиваю, и попросил Борю крутить не быстро и, самое главное, не дергаться.

…Иначе говоря, Владимир Валентинович перерезал себе горло и через считанные минуты, на глазах жены и детей, скончался. Такого поворота, признаться, не ожидал никто. Смерть Владимира Валентиновича подкосила Ольгу Эдуардовну, состарила лет на десять: под глазами набрякли мешки, шея одрябла, пальцы рук словно подсохли. Жизнь ее круто изменилась. Наташа лежала в больнице с нервным потрясением, Павлик жил у матери Ольги Эдуардовны, она решила уйти с той работы, где все знали Владимира Валентиновича и куда покойный ее устроил. Боря предложил ей выйти за него, причем был согласен отложить свой отъезд, даже отказаться от эмиграции, а если она и ее дети захотят, то уехать потом всем вместе…

Я вновь извинился, что перебиваю, и ловким жестом хирурга-стоматолога продемонстрировал Боре первый извлеченный из двери винт. Он даже не посмотрел на него, кивнул и сказал: