Поняв намек, я повернулся к бассейну спиной, а лицом к саду.
Давно забытый шлягер зазвучал с новой энергией:
– Ночь яблоком стучит в окно!
Когда-то под эту агрессивно-пессимистическую песнь меня лишила невинности соседка, от которой сбежал муж. Я лежал пластом, боясь притронуться к обвислым, синюшного цвета, вялым грудям с искривленными сосками, я отводил взгляд от густо заросшего лобка. Но, не обращая никакого внимания на мою пассивность и не требуя с глупого неопытного мальца ответной страсти, воняющая жареным луком и детским кремом соседка, даже не предохраняясь и не подмываясь, дважды получила, что хотела. Я потом, тщательно изучив соответствующие сайты, девять месяцев ходил сам не свой, ожидая кошмарного, непоправимого в виде раздувшегося бабского живота… Но не случилось…
– Ночь яблоком стучит в окно!
Я непроизвольно среагировал на приближение Катерины – халат ей не шел, в отличие от плавательного ню.
При резком повороте у меня, там, где кончается живот и начинается пах, возникли судорожные покалывания.
– Извините, я не ждала гостей.
Катерина обняла доцентшу.
– Это кто в кустах горло дерет?
– Да Павел, кто же еще… На больничном – хрипит… Вот я его к ребенку и не подпускаю, заразит еще.
Пользуясь моментом общения подруг, я устроился на топчане для загара – лечь не лег, но присел.
Свербило и тянуло в недрах мошонки.
Так, наверное, начинается проклятая импотенция?
Не хотелось спрашивать ни о беспамятном зачатии, ни о протекании родов, ни о развитии дитяти.
Хотелось вернуться домой, удрать в мансарду к чемоданам, закрыть дверь на хлипкий шпингалет и просто уснуть.
Яйца инициировали протестную, ноющую боль.
Катерина что-то безостановочно излагала Нинели Осиповне про стиль терапевтического плавания и технику оздоровительного ныряния.
Боясь лишний раз потревожить разнывшееся хозяйство, я застыл, как мудак, объятый думой.
Докидав пластиковое разноцветье в бассейн, Ванюша на четвереньках достиг моего лежака.
Надо выдать улыбку.
Надо сообразить добрую сказку.
Надо посюсюкать и поулюлюкать.
Ванюша, цепляясь за край топчана, выпрямился и, не дожидаясь, пока я разорюсь на улыбку и сказку, провел ручонкой над болью.
Самозваный лекарь вернулся к бассейну вразвалочку.
А страждущий мудак обрел прежнюю кондицию.
От боли не осталось и следа.
В благодарность я отправил изображение малолетнего лекаря в Кремль.
Так и не показывающийся муж снова захрипел:
– Ночь яблоком стучит в окно!..
– Тетя! – сказал я, перекрывая шлягер. – Вы забыли про Севу, племянника!
