и штофы. Сами наподгуле, дерзкие.
Закупив штоф, Ванька торопко поспешил ко двору Филатьева. Не успел свернуть в Козловский переулок, как на него напали четверо мужиков, шагавшие за ним от питейного заведения. Лохматые, с сизыми носами, в драной одежонке.
— Отдай штоф!
Голос пропитой, хриплый.
— И не подумаю.
— Бей его, ребятушки!
Ванька отчаянно сопротивлялся, но где уж ему устоять супротив четверых мужиков. Вернулся к дому купца чуть живехоньким, а Митька Косой тут, как тут.
— Где штоф? — рявкнул холоп.
— Мужики в переулке отобрали да еще отволтузили.
— Сучонок! — вновь рявкнул Митька и двинул увесистым кулачищем Ваньке по лицу. Недовольный холоп побрел на конюшенный двор, а Ванька, утирая рукавом посконной рубахи кровь с лица, пошел к разваленной поленице, но на этом его напасти не завершились, так как вскоре подле него вновь вырос приказчик.
— Это ты так дрова укладываешь? Бездельник!.. А чего харя в крови? Кто?
Ванька потупился.
— Кто, спрашиваю?
— Не скажу.
Приказчик выхватил из-за голенища сапога плетку и ожег ею спину юноты.
Миновало семь лет. Ванька заметно вырос, раздался в плечах, налился силой, но ничего в его жизни не изменилось, «поскольку от господина своего вместо награждения и милостей несносные бои получал».
Озлобился Ванька, и все чаще стал задумываться над своей неудавшейся жизнью. Ну почему, почему ему так не везет? Кажись, лодыря не гонял, любую работу норовил выполнить исправно, но не было дня, чтобы он не попадал в какие-нибудь нелепые истории, кои завершались тумаками.
Взять вчерашний день. Приказчик Федор Столбунец велел принести в каменную лавку мешок турецкого нюхательного табаку, коим (со времн царя Петра) увлекались многие московские дворяне.
Доставил бы из лабаза благополучно, если бы на пути не встретился Митька Косой. Тот взял да и хлестнул по рогожному мешку своей плеткой. Хохотнул, скаля свои острые выпуклые зубы.
— Проворь, Ванька, приказчик заждался.
Хлестнул ради озорства, но с такой силой, что тугой мешок треснул и табак посыпался на землю.
Тут Ванька не удержался: годами накопленная злость на холопа выплеснулась злыми словами:
— Ты чего, гад, делаешь? В харю захотел!
— Чего-чего? — поразился Митька. — Это что за вошь на меня рот раззявила? Да я тебя, сучонок, в кровь исполосую!
— С коня-то и дурак сможет. Сойди на землю, вот тогда и поквитаемся.
Обозленный Митька с коня сошел и тотчас взмахнул на супротивника плеткой, но Ванька успел перехватить кисть его руки, да так ее сдавил, что плетка вывалилась.
