Неделю не разговаривала, и спал Ариф-абы один на сеновале.
Мать, как клушка, хлопотала, бегала, видимо, пошло в ход и доброе имя Арифа-абы, ведь уже который год на районной Доске почета висит его портрет (правда, без усов), и правительственные награды он за труд имеет. Устроила Гюльнафис-апа Анису и Нафису в статуправление. Место, правда, не денежное, но зато не пыльное. Года два Ариф-абы все допытывался у дочерей, какой же они там статистикой занимаются и в чем заключается их работа, но, так и не добившись вразумительного ответа, отступился и больше о работе не расспрашивал.
Счет деньгам в доме вела Гюльнафис-апа, хозяйкой она была толковой, и Ариф-абы не имел привычки спрашивать, как иные мужья, куда, зачем и сколько истрачено. Получку он приносил полностью, в загашник десятку или пятерку не прятал, если нужно было ему, Гюльнафис-апа, особенно не расспрашивая, давала эти суммы. Поэтому-то он и не знал, сколько там получают дочери. Спрашивать у собственных дочерей о заработке было как-то неловко — они ведь теперь такие легкоранимые (это слово он вынес с родительского собрания).
Однажды они с женой пили чай, и вдруг впорхнули в комнату припозднившиеся дочки и радостно, возбужденно защебетали: «Мама, папа, мы сегодня получили зарплату и уже всю до копейки истратили… Такие шикарные итальянские «платформы» в раймаг завезли и пудру компактную, французскую, которую вы нам прошлый год и в Казани достать не смогли». И стали разворачивать коробки и свертки, а шикарные «платформы» оказались просто туфлями.
«А вот и вам подарок», — дочки протянули матери блестевшую глянцем красивую коробку конфет.
Арифа-абы если не тревожила, то озадачивала инфантильность взрослых дочерей. Это мудреное слово он тоже почерпнул на одном из школьных собраний. Нравилось оно ему емкостью значения, классная руководительница как можно подробнее объяснила неожиданно вырвавшееся у нее ученое словечко. И не только объяснила, а и привела массу примеров, благо их долго искать не пришлось…
Говоря откровенно, девки были на выданье, а никакого у них интереса ни к работе, ни к завтрашнему дню. Не век же жить под боком у отца-матери, будет и своя семья, дети пойдут.
Конечно, пока жив-здоров отец… А случись что-нибудь вдруг? Вот прошлую зиму, расчищая дорогу для районных автобусов, только чудом и вернулся с тридцатого километра, такая пурга завелась…
И внешностью природа девушек не обделила, как на аптекарских весах точно отмерила лучшее от родителей: от отца — стать, легкость нрава, от матери — мягкость, изящество. И думал Ариф-абы, если не было у них тяги к учебе и работе, может, появится интерес к семье, ведь заглядывались на них многие парни в поселке. Вот, к примеру, сосед Вальтер Герц, парень что надо, механизатор. Семья их в Хлебодаровке уважаемая: как начинается уборочная, портреты сына и отца не сходят с газетных страниц. Глаз не сводит Вальтер с Анисы, а та хоть бы улыбнулась. И парней им каких-то особенных подавай, тоже, наверное, «не пыльных». Это более всего обижало Арифа-абы, и та обида была всего больнее — ведь сам всю жизнь на работе ох какой пыльной!
