Вряд ли граф Строганов видел текст этого письма Геккернов. Иначе он объяснил бы голландскому посланнику, что он переиначил его советы до уровня фарса. Пушкин имел все основания поиздеваться над такой формой вызова «не известно от кого». Но ему было не до шуток, а после объяснения с императором отступать, собственно, было некуда.
Обстоятельства последних дней и дуэли Пушкина описаны буквально по минутам. Пересказывать их не имеет смысла. Существенно, что венценосная семья не только знала о намеченной дуэли, но сделала все, чтобы ее не предотвратить. А. С. Суворин со слов П. А. Ефремова записывает в своем дневнике: «Николай I велел Бенкендорфу предупредить дуэль. Геккерн был у Бенкендорфа. «Что делать мне теперь?» – сказал он княгине Белосельской. «А вы пошлите жандармов в другую сторону». Убийцы Пушкина – Бенкендорф, кн. Белосельская и Уваров».
Есть свидетельство Данзаса: «…дуэль Пушкина не была остановлена полицией. Жандармы были посланы в Екатерингоф будто бы по ошибке, думая, что дуэль должна происходить там, а она была за Черной речкой, около Комендантской дачи».
Вряд ли Бенкендорф мог ослушаться царя или столь серьезно ошибиться. Тем более что при желании предотвратить дуэль, достаточно было под благовидным предлогом задержать (изолировать) молодого кавалергарда на службе. «Давно уже дуэли ожидать было должно», – скажет Николай I через две недели после смерти Пушкина.
Дождались… Однако чьим поражением в этой игре стала смерть поэта?
Глава 9
Пушкин и власть в России
Трагикомедия пушкинистики заключается, в частности, в том, что социально политические воззрения «умнейшего человека России» освещали и интерпретировали в основном филологи. Тема Пушкина как крупного мыслителя и политолога, обладавшего к тому же и поэтическим даром, практически выпала из серьезного рассмотрения. Мощный гений художественного творчества Пушкина отодвинул в тень его интереснейшие соображения по государственному устройству страны, роли самодержавия и дворянства в политической жизни России, о соотношении проблем национального самосознания и конвергенции российской и западноевропейской культур. К великому сожалению, все эти аспекты интеллектуальной деятельности Пушкина рассматривались, как правило, в качестве придатка, вторичного продукта его литературной деятельности. Хотя на самом деле все было если и не наоборот, то, скорее всего, в органическом единстве. Иначе бы литературные шедевры Александра Пушкина не пережили века, а остались бы в истории литературы в одном ряду с произведениями Батюшкова Баратынского, Вяземского, Загоскина и других литературных современников Пушкина, к которым я вместе с другими специалистами по русской литературе XIX в. испытываю искреннюю симпатию.
