Мой Петербург | страница 62

Сады наши старятся. Одни больше, другие меньше. В непогоду падают старые деревья. Зимой сады молчаливы, покойны. Тёмные стволы и ветки необыкновенно графичны, и снег ещё больше усиливает эту графику садов, сочетая их с кружевом чугунных оград. Замёрзший, точно заколдованный, сад с заметёнными дорожками, — это тоже примета Петербурга.

Деревья раньше всех чувствуют приближение весны. Зашумят, зашумят от ветра верхушки. Вроде и вчера шумели, но как-то по-другому, какое-то уже иное чувствуется в саду дыхание.

А если судьба нам подарит одинокое дерево во дворе, то мы всё смотрим на него из окна — и не оторваться. И всё же мы плохо слышим деревья. Разве что, войдя в сад, когда он медленно-медленно разворачивается, увлекая, заманивая, двигаясь нам навстречу. Кажется, он наблюдает за нами. Он что-то знает и помнит, недоступное нам. О чём они там шепчутся наверху, эти деревья?

Когда дерево роняет лист, и он медленно слетает на землю, то мы видим не движение листа — это движение времени. И странное иногда подступает чувство, будто сады в нашем городе — пришельцы. Так оно и есть, если задуматься и вспомнить, как они начинались. Но что если однажды случится нечто, и, неведомо как, они покинут нас в одночасье, точно птицы? Не об этом ли их вечный шелест там наверху, в поднебесье?

А под маской было звёздно

Улыбалась чья-то повесть,

Короталась тихо ночь.

И задумчивая совесть,

Тихо плавая над бездной,

Уводила время прочь.

А. Блок

Сколько превращений было назначено Петербургу в пространстве и во времени с самого его основания! Сколько обличий ему суждено было принять. «Проклятое место», «чиновный, мундирный город», «чёрствый и пустой», «немецкое пятно на русской карте»… И это ещё не все маски Петербурга.