Мой Петербург | страница 61



Уже давно во многих садах не запирают ворота. А новые веяния в городском благоустройстве способствовали и утрате садовых оград.

Как бы мы ни торопились, сад заставляет замедлять шаги, оглядываться.

Ты помнишь, стояла вода
В саду, и деревья по кругу
Брели с чуть заметным испугом
Над матовой гладью пруда.
Как всё изменилось — всего
За несколько дней. И туманом
Весь сад пропитался, и странно,
И ветрено в нём. Ничего
От ранней весны. Но когда
Он станет зеленым и юным,
Сошедшим с ума, и в июне
Цветение хлынет сюда,
Когда зашумит к октябрю
Тяжёлым багровым нарядом,
Поймёшь ли, идя этим садом,
Что я не о нем говорю.

Как-то раз учитель сказал школьникам в зале художника Шишкина в Русском музее: «Посмотрите, какое разное состояние природы на всех полотнах. Угрюмое, мрачное. А это жизнерадостное. А здесь — спокойное. А вот ещё одно», — сказал он, указывая на окно. И все оглянулись. За окном был Михайловский сад. Уже осень едва задела его своим дыханием. Кое-где просвечивала охра сквозь влажную зелень деревьев. Это был петербургский сад. И он ничем не походил на полотна Шишкина.

Не очень мы нынче понимаем наши сады и парки. Дмитрий Сергеевич Лихачёв пишет, что потеря умения — читать сады как некие иконологические системы связана, среди прочего, с сокращением классического и теологического образования. В садах чаще, чем в других искусствах, давала себя знать скрытая символика.

Но, может быть, именно эта непонятость, даже забвение, так роднит человеческую душу с садом. Ведь сами мы тоже часто чувствуем себя одинокими и непонятыми.

Живой, болеющий, страдающий, ликующий — сад становится отображением жизни.

С ним мы прощаемся, как с живым существом, к нему приходим в любви и в печали.

О, как ты пуст и нем! В осенней полумгле
сколь призрачно царит прозрачность сада,
где листья приближаются к земле
великим тяготением распада.
О, как ты нем! Ужель твоя судьба
в моей судьбе угадывает вызов,
и гул плодов, покинувших тебя,
как гул колоколов, тебе не близок?
Великий сад! Даруй моим словам
стволов круженье, истины круженье,
где я бреду к изогнутым ветвям
в паденье листьев, в сумрак возрожденья.
О, как дожить до будущей весны
твоим стволам, душе моей печальной,
когда плоды твои унесены
и только пустота твоя реальна.
Нет, уезжать! Пускай куда-нибудь
меня влекут громадные вагоны.
Мой дольний путь и твой высокий путь
— теперь они тождественно огромны.
Прощай, мой сад! Надолго ль?.. Навсегда.
Храни в себе молчание рассвета,
великий сад, роняющий года