Магнуссона, Гордона, книгу о преобразованиях Лапласа и книгу о съедобных насекомых, которую библиотека продавала за 10 пенсов. До конца дня можно кататься по Кольцевой. Вряд ли я надолго; сделаю, и покончим с этим.
Я приехал к дому в 10:00. На первом этаже открыто окно; там тихонько разговаривали. Я постоял у стены и послушал.
Ты точно не хочешь пойти? Ты же с ними почти не видишься.
Это как-то не мое. Если начну зевать от скуки, выйдет неудобно, а если мы еще что-нибудь придумаем, они на меня разозлятся. Тут одна проблема — ты-то не обидишься?
Да я не обижусь, мне просто кажется, хорошо бы тебе с ними побыть.
Я побуду, но они же учатся всю неделю. Они уже придумали, на что потратить выходные. Это же не конец света.
К дому подъехала машина, и оттуда вышли трое детей.
Машина уехала.
Дети поглядели на дом.
Ну, пошли, сказал один.
И они зашагали по дорожке. Открылась дверь. Прямо за дверью поговорили. Дети снова спустились по ступенькам вместе с женщиной, которую я уже видел. В дверях стоял мужчина.
Когда вернетесь, сходим в «Планету Голливуд», сказал он.
Они сели в машину и уехали. Он закрыл дверь.
Я устал бродить туда-сюда по улице и на эту дверь смотреть. Не хотел опять уходить. Устал сомневаться, удачный ли сейчас момент. Устал раздумывать, не лучше ли помешать ему сейчас, пока он не сел работать.
Я подошел к двери и позвонил. Минуту подождал Отсчитал еще минуту, отсчитал две. Постучался и опять отсчитал минуту. Если не откроет, я уйду. Если и дальше стучать и звонить, он рассердится. Прошло две минуты. Я повернулся и зашагал по ступенькам.
На третьем этаже открылось окно.
Минутку, я сейчас спущусь, крикнул он.
Я вернулся к двери.
Прошла пара минут, и дверь открылась.
Что вам угодно? спросил он.
Волосы у него темные, с проседью; лоб исчерчен глубокими морщинами; в бровях седые волоски, а глаза большие и светлые, немножко похож на ночного зверя. Голос довольно высокий и тихий.
Чем могу быть полезен? спросил он.
Я услышал себя: Я за конвертом для «Христианской помощи».
Я его что-то не вижу, ответил он, не оглянувшись. И вообще-то, мы не христиане.
Это ничего, сказал я. Я и сам еврейский атеист.
Ладно, я тогда спрошу, сказал он, уже улыбаясь. Если ты еврейский атеист, зачем собираешь деньги для «Христианской помощи»?
Меня мама заставляет, сказал я.
Но если ты еврей, у тебя же и мама должна быть еврейка? сказал он.
Она еврейка, сказал я. Поэтому не разрешает мне красть у еврейских благотворителей.
