— Душка, мне нужно уйти, — сказала я.
Он удивленно обернулся:
— Что случилось?
И хотя я видела выражение искреннего участия на его тонком лице, в горле больно защипало. Кто он этот парень? Честный и преданный человек или пятая колонна, алчный корыстолюбец? Во второе я не могла поверить. Но и отмахнуться от такого варианта тоже не могла.
— У меня гость! — выпалила я. — Из Детройта.
— Дедушка, я еду к тебе, — сообщила я Максу, усаживаясь в машину. Проклятый «мерседес» исчез.
— Хорошо, Габи. И захвати для нас по дороге суши.
— Непременно.
— И сашими побольше!
— Само собой!
Похоже, что всё не так уж плохо, если в дедушке проснулась страсть к японской кухне. Может быть, он что-нибудь узнал от Шамира? Или от Якоба…
Зазвонил телефон. Сюзан. Прерывистый шепот, как будто ей трудно говорить.
— Ты нашла адвоката? — крикнула я.
— Нет еще. Но ты не беспокойся.
— Я же сказала, что это срочно!
Она что-то просипела.
— Что? — закричала я в агонизирующую трубку. — Что ты сказала?
— Я говорила с твоей мамой. Они будут ждать тебя до…
Слабый гудок прервал разговор, и Сюзан умолкла. Неисповедимы пути сотовой связи…
Поставив машину напротив ворот, я достала из нее три картонные коробки, полные всякой всячины. Гордость японской кухни. Постучалась. Из дома донеслись тяжелые дедушкины шаги.
— Одну минутку… — крикнул он, открывая замок, и широко распахнул дверь. — Габиляйн! — он крепко обнял меня своими мощными руками. — Майн гот, на тебе же ни грамма мяса нет! Давай сядем, поедим…
Красивые шахматные фигурки Якоба по-прежнему стояли на кухонном столе. Осторожно сложив их в деревянную коробку, дедушка поставил на стол белые тарелки из тонкого фарфора. Суши, сашими или просто хумус — еда не так важна, но тарелки — всегда настоящий австрийский Розенталь.
— Ты нашла Якобу хорошего адвоката? — спросил он, окуная рулетик маки-суши в смесь сои и васаби.
— Нет еще. Этим занимается Сюзан. Ты не знаешь, где он?
— Что значит — где?
— Шамир тебе не сказал? Птичка упорхнула.
Дедушкино лицо озарилось счастьем.
— Я знал! Я знал, что он такой… — довольно улыбался он. — Якоба Роткопфа невозможно арестовать. Он — ветер, он — облако, он — вольная птица!
— Не уверена, что это хорошо для него.
— Он чист, как белая наволочка только что из стирки…
— Если он такая белая наволочка, почему он сбежал? Его побег только еще сильнее всё запутает, — охладила я его восторг. — Полиция в ярости, ее честь задета, Шамир неистовствует, и мне кажется, что даже величайшему из адвокатов нелегко будет вытащить Якоба из этого болота.
