— Пусть даже он прав! Пусть! Но зачем оскорбления? К чему все эти обидные слова — «портфельщик»?
— Ладно, — пообещал Паникратов, — у меня будет с ним разговор.
Лещева ушла, а Паникратов позвонил в Чапаевку и попросил Трубецкого явиться завтра в двенадцать дня.
В двенадцать Трубецкой не явился. Только под вечер он на колхозной машине подъехал к райкому и, пройдя мимо работников общего отдела с отчужденным холодком на лице, открыл дверь в кабинет Паникратова.
— Знаешь, какое время, — последнее убираем. Мог бы и дня на два позднее вызвать, — недовольно произнес он.
— Нет, — сухо обрезал Паникратов, — нужно поговорить сейчас! Садись, рассказывай.
Синие глаза Трубецкого недружелюбно уставились на Паникратова.
— Что же рассказывать? Лещева, верно, уже все расписала… с картинками!
— Значит, ты выгнал ее из колхоза?
— Признаюсь, выгнал. Еще раз придет, еще выгоню. Пока шла с ней морока, трактор стоял целый день. Подсчитай, сколько центнеров зерна колхоз потерял. Судить надо за это.
— А «портфельщицей», «толкачом» и еще как-то ты обозвал ее?
— Не обозвал, а назвал. И портфельщицей назвал и толкачом. И сейчас, как коммунист, в глаза секретарю райкома скажу: плохо райком работает, не воспитывает народ. В нашем районе уполномоченный от райкома — толкач. Не больше! Приедет такая Лещева, председателя колхоза отодвинет в сторону и давай по-своему орудовать. А она в колхозе — гость, налетит, покричит, потрясет полевой сумкой, и нет ее. Если получится нечаянно польза, — ей слава: помогла! Не получится — вина колхозных руководителей, не смогли подхватить инициативу. А инициатива-то пятиминутная! Ну какая может быть инициатива, когда в колхоз наезжаешь наскоком? Ты сидишь в колхозе, живешь в колхозе, а Лещева заскочила на денек и начинает тебе указывать: не туда трактор поставил, там обмолотить не успел. А я это и без нее знаю.
— Значит, недоволен работой райкома партии?
— Ты, райкомовский работник, дай мне политическую установку и контролируй меня, а не связывай. А такие, как Лещева, — помеха. Да что там Лещева! Будем говорить, Федор Алексеевич, открыто: этих Лещевых ты высидел. Как матка, так и детки. И ты приезжаешь в колхоз — первым делом на амбары да на кормокухни обращаешь внимание.
У Паникратова давно уже накипало внутри, хотелось вскочить, с размаху стукнуть кулаком по столу и закричать: «Ты что ж это… возомнил о себе? Думаешь, о твоем колхозе слава идет, так секретарь райкома обязан наглости выслушивать?» Но Паникратов помнил историю с демобилизованным лейтенантом и держал себя в руках.
