— Нет, Федор Алексеевич, не согласен.
— Что ж, — Паникратов холодно взглянул на гостя, — силой не поставим. Но лично буду считать, что ты из тех людей, которые живут по пословице: «Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше». Окопался в Лобовище на тихом месте… Стыдно!
— Сильно сказано. Но неправильно! Мне нужно кончить институт. У меня — другой путь в жизни. Нет, Федор Алексеевич, не согласен. Да потом и отрываться от Лобовища не хочу, только-только в колхоз вжился.
— А ты не отрывайся. Ты будешь в райкоме, а глаза твои — в «Степане Разине» и еще в добром десятке других колхозов. Вот как надо! А что до института — кончай! Знания тебе и здесь пригодятся. Сегодня ты завотделом, не завтра, так послезавтра будешь секретарем райкома. Мне б такой институт кончить, да беда — поздно, годы ушли…
— Ладно, подумаю…
— И думать не дам. Да или нет?
— Нельзя же за горло брать, Федор Алексеевич.
— Меня тоже берут за горло: почему до сих пор нет заведующего отделом? И не пойму, чего ты упрямишься? Поработаешь в райкоме, а когда кончишь институт, будет видно: может, и в самом деле тебя лучше зоотехником оставить. Так решай — да или пет?
Роднев упирался, Паникратов настаивал до тех пор, пока Роднев не замолчал.
Наконец, Василий поднял голову.
— Что ж, уговорил.
Паникратов весело прищурился.
— Ну, вот и все. Только это мне и хотелось от тебя услышать.
Они еще долго сидели за столом и разговаривали. Роднев рассказывал о Юрке Левашове, о Сомовой, о Груздеве, Паникратов курил, кивал головой: «Славно, славно».
Спевкин и Груздев, предчувствуя недоброе, давно уже поджидали Роднева в правлении.
— И ты согласился? — спросил Спевкин.
— Согласился.
У Спевкина потемнели глаза, он отвернулся, а Груздев густо прокашлялся и сказал:
— Так… А мы, Вася, по простоте думали, ты в наш колхоз душой врос, не выдерешь… Та-а-ак!
— Да что, навек я ухожу от вас, что ли? — рассердился Роднев. — Работать же вместе придется. Кузовки не за морями.
— Нет уж, знаем: отрезанный ломоть, — возразил Груздев.
А Спевкин, отвернувшись к окну, с нарочитым равнодушием выбивал пальцами по подоконнику: «Чижик, чижик, где ты был?..»
Паникратов знал, что Мария должна приехать из колхоза в МТС за агрегатом.
Вечером после заседания бюро, с тяжелой от табачного дыма и долгих разговоров головой, он зашагал не торопясь на другой конец села.
У низенького домика, темными окошками глядевшего на мир из-под двух больших сосен, он привычно толкнул калитку, взошел на крыльцо и у входной двери погремел задвижкой. Долго не было ответа, наконец раздались вкрадчивые шаги.
