Она уже давно сняла лиловый свитер. Под ним был только маленький белый топ, и, когда Ланг встал, чтобы принести с кухни еще одну бутылку вина, он обошел диван сзади: она сидела, чуть согнувшись, и на ее обнаженной спине проступали позвонки, отчетливо различимые в утреннем свете, уже сочившемся в окно. Ланг отошел в сторону, но все еще видел перед собой ее спину. Он сказал, что ему стыдно, что всю свою сознательную жизнь он занимался такими абстрактными и далекими от жизни вещами, как литература и ток-шоу. Она пытливо взглянула на него и серьезно сказала:
— Вы разглядываете меня, как скульптуру. В вас столько эстетства, что вам трудно оставаться человеком.
Ланг так растерялся, что не смог произнести ни слова.
— Мы знакомы уже несколько часов, я сижу на вашем диване и пью ваше вино, но вы даже не спросили, как меня зовут, — сказала она. — Меня зовут Сарита.
— А меня — Кристиан, — довольно глупо ответил Ланг. — Ну да, вы же и так знаете. Друзья называют меня Криде.
— Друзья? — переспросила Сарита. — У вас есть друзья?
Ланг промолчал, не зная, что ответить. Он чувствовал себя неуверенно. Сарита начала рассказывать о своем сыне Миро, которому скоро исполнится шесть лет. На лето Сарита отправила его к бабушке в Вирдоис. Еще она рассказала, что раньше работала редактором в отделе по сбору информации для ток-шоу, но не на том канале, где работал Ланг, а на другом, а теперь она ассистент фотографа, который снимает для модных журналов, и добавила, что вообще-то уже устала и не прочь поспать часок-другой. Ланг хотел спросить ее, почему она променяла интеллектуальную работу редактора на легкомысленный мир моды, хотел спросить, где она живет, кто отец Миро, но вместо этого спросил:
— Сколько вам лет?
— У меня несколько возрастов, — ответила Сарита. — Какой вас устроит?
Ланг пожелал ей спокойной ночи и пошел к себе, потом какое-то время ворочался с боку на бок, потея и проклиная свою затею сварить крепкий кофе, когда они вернулись из бара. В конце концов он встал и вышел в гостиную. Сарита спала, раскрывшись. Ланг сел на стул, на котором сидел ночью, и стал смотреть на ее полуоткрытый рот, на разноцветные браслеты на правом запястье, на темные волосы, разметавшиеся по подушке, и впалый пупок, который поднимался и опускался при дыхании. Уже тогда, сказал мне потом Ланг, он отлично знал, что будет дальше.
Когда Ланг проснулся, Сарита уже ушла. Она не оставила ни своей визитки, ни записки. На улице было ясно, зато поднялся сильный ветер. Ланг выглянул в окно кухни и увидел, как высоко в синем небе несутся четко очерченные, ватные облака. Он спустился в кондитерскую на площади Фемкантен и купил круассан и сандвич. Продавщица, молоденькая девушка, посмотрела на него и застенчиво, заговорщицки улыбнулась, словно известность Ланга была их общей маленькой тайной. Ланг попросил ее сложить все покупки в пакет, вернулся домой, сварил кофе и позавтракал. Потом побрился, принял душ и какое-то время постоял перед зеркалом, строя гримасы своему голому отражению. Вообще, Ланг был в неплохой форме, соблюдал диету, избегал жирной пищи, но все же было заметно, что он постарел, после двух бессонных ночей его лицо отекло и расплылось, глаза казались усталыми и опухшими, кожа на теле кое-где обвисла, несмотря на крепкую мускулатуру.
