— Я положил их на столик, — сказал Ланг, стараясь, чтобы она не заметила, как тяжело и прерывисто он дышит.
Сарита поднялась с пола и прошла мимо Ланга, едва не задев его. Ее дыхание было ровным и легким. Она слегка коснулась рукой его бедра, потом сгребла со столика диски, встала на колени возле проигрывателя и замерла, словно в нерешительности. Ланг, воспользовавшись паузой, разделся и залез под одеяло. У него никого не было с начала июня, и ему хотелось избежать лишних церемоний: подросток, который возится с крючками и пуговками, — зрелище, возможно, трогательное, но сорокалетний телеведущий в подобной ситуации едва ли может вызвать симпатию.
Сарита поставила красивую, возвышенную музыку. Пела женщина, у нее был неземной и вместе с тем хрипловатый и резкий голос, звучавший, как одинокое эхо, — Ланг всегда испытывал слабость к таким голосам. Сарита начала раздеваться, но не отвернувшись, а продолжая стоять к Лангу лицом. Затем подошла к постели и села. Спокойно отодвинула одеяло, легла рядом, положила руку ему на живот и провела ногтями по коже. И все же Ланга не оставляло чувство, будто что-то не так. Его плечи были напряжены, он весь дрожал, но не от наслаждения, а от страха. Он представлял себе, как в замочную скважину вставляется ключ и к кровати подходит мускулистый парень с собранными в хвост волосами и тяжелым взглядом, готовый избить его до полусмерти.
— Ты такой напряженный, — сказала Сарита, — что случилось?
Ланг промолчал. Он не сразу заметил, что Сарита наблюдает за ним при слабом свете, падающем из окна, и невольно взглянул на фотографию на зеркале.
— Ты боишься Марко? — спросила она.
Ланг ничего не ответил.
— Не беспокойся, — сказала Сарита, — у него нет ключа от этой квартиры, мы давным-давно расстались.
Потом она медленно провела рукой по лицу Ланга. Он послушно закрыл глаза, Сарита положила голову ему на плечо, и напряжение вскоре отпустило его.
Ланг рассказал мне, что многие годы размышлял о том, как всевозможные мысли и фразы могут долгое время таиться в сознании, чтобы потом, в самый неподходящий момент, всплыть на поверхность. В ту минуту это были слова, которые Ланг приписывал Жану Полю Сартру, хотя до конца не был в этом уверен. Во всяком случае, когда-то в студенческие годы Ланг прочел их по-английски, и вот теперь они появились у него в голове, как титры в немом фильме: слова плыли у него перед глазами, когда Сарита лежала под ним и они уже тяжело дышали и стонали, а Сарита впилась ногтями ему в спину и в ягодицы, как бы поторапливая его. В сознании Ланга эта фраза переплелась с музыкой и словами песни, которая звучала уже во второй раз. Ву becoming а part of the uniqueness оf our time, we finally merge with the eternal
