В Москве Марков написал заявление:
"Я являюсь тяжело нервно больным... Во время ареста никто с моей болезнью не считался. Ничего не знал за собой, считаю свой арест недоразумением. Лично не знаю, почему целый месяц никто не сообщил мне мотивов ареста тяжело больного человека, каким я являюсь.
С. Марков 11 мая 1932 г.
Дом ОГПУ Москва".
Протокол допроса С. Н. Маркова, сов. секретно, 13.5.32 года
"Полностью сознаваясь в своих антисоветских поступках, я, ничего не скрывая и ничего не утаивая от органов ГПУ, показываю следующее:
а). С конца 1927 года по 1929 состоял в антисоветской группе "Памир".
б). С 1931 года состоял в антисоветской группе "Сибиряков".
в). Написал и декламировал среди членов группы стихотворение "Колчак".
г). Написал, читал на собрании в Доме Герцена стихотворение "Семиреченский тигр", посвященное Троцкому.
Подробно о работе группы "Памир", "Сибиряков", политкредо и политфизиономии членов группы изложу в последующих показаниях.
Записано с моих слов верно и мне прочтено
Сергей Марков".
Из протокола допроса С. Н. Маркова от 20.5.32 года
"В антисоветскую группу "Памир" я вступил в Новосибирске в 1928 г. Группа была создана по инициативе секретаря журнала Анова, Мартынова, моей и др. Мы были тогда нелегальной группой".
"В Новосибирске мы потерпели поражение. Меня обвинили, по-моему, без достаточных оснований, в антисемитизме, сняли с работы, и я вынужден был уехать в Ленинград. Из Ленинграда я приехал в Москву в начале 1929 года".
"РАПП нас не включил целой группой, признал нас реакционными, и мы вынуждены были "сократиться" - это было в конце 1929 года".
"Антисоветский тон задавал Анов. С его стороны проводилась определенная антисоветская обработка молодых членов группы. Я лично думал, что он провоцирует, работая агентом ОГПУ, настолько откровенны были его разговоры. Члены группы в большинстве настроены антисоветски...
Записано с моих слов и мне прочитано
С. Марков".
К делу приложено никогда и нигде не публиковавшееся полностью стихотворение Сергея Маркова.
ПОЛЯРНЫЙ АДМИРАЛ КОЛЧАК
Там, где волны дикий камень мылят,
Колыхая сумеречный свет,
Я встаю, простреленный навылет,
Поправляя сгнивший эполет.
В смертный час последнего аврала
Я взгляну в лицо нежданным снам,
Гордое величье адмирала
Подарив заплеванным волнам.
Помню стук голодных револьверов
И полночный торопливый суд.
Шпагами последних кондотьеров
Мы эпохе отдали салют.
Ведь пришли, весь мир испепеляя,
