Павел Васильев.
Допросил уполномоченный 4-м отд. СПО ОГПУ Ильюшенко".
Две никогда не публиковавшиеся эпиграммы Павла Васильева помещены среди протоколов его допросов.
***
О муза, сегодня воспой Джугашвили,
сукина сына.
Упорство осла и хитрость лисы совместил
он умело.
Нарезавши тысячи тысяч петель,
насилием к власти пробрался.
Ну что ж ты наделал, куда ты залез,
Расскажи мне, семинарист неразумный!
В уборных вывешивать бы эти скрижали...
Клянемся, о вождь наш, мы путь твой
усыплем цветами.
И в жопу лавровый венок воткнем.
***
Гренландский кит, владыка океана,
Раз проглотил пархатого жида.
Метаться начал он туда-сюда.
На третий день владыка занемог,
Но жида переварить не мог.
Итак, Россия, о, сравненье будет жутко,
И ты, как кит, умрешь от несварения
желудка.
IV
Евгений Иванович Забелин (Леонид Савкин), поэт. Из анкеты арестованного: "Отец священник, в прошлом крестьянин", "национальность великоросс", "недвижимости нет". После отбытия наказания по "Сибирскому делу" практически прекратил литературную деятельность. Лишь после войны им была написана достаточно заметная для тех лет поэма о Сталинском плане преобразования природы.
Из протоколов допросов Забелина Е. Н.:
"Происхожу из семьи омского священника Николая Савкина, человека, настроенного антисоветски. При Колчаке я учился в коммерческом училище. В моей семье колчаковщина была воспринята восторженно, как фактор спасения многострадальной измученной родины. Мне тогда было шестнадцать лет. Я считал Колчака вторым Наполеоном и так к нему относился. Расстрел Колчака был мною воспринят очень болезненно. Мною была написана в 25-м году поэма "Адмирал Колчак", в которой я писал следующее:
Сначала путь непройденных земель,
Потом обрыв израненного спуска,
И голубая изморозь Иркутска,
И проруби разинутая щель.
Полковники не слушали твой зов,
Бокальный всплеск укачивал их сонно.
Созвездия отгнившего погона
Им заменяли звезды коньяков.
Свои слова осколками рассыпь
Меж тупиков, сереющих пустынно,
Плюгавое похмелье кокаина
И сифилиса ситцевая сыпь.
Кашмирский полк, поющий нараспев,
Кашмирский полк, породистый британец
Обмотки на ногах, у плеч тигровый ранец.
На пуговицах королевский лев.
Приблизилась военная гроза,
Рождались дни, как скорченные дети,
От них, больных, в витринах на портрете
Старели адмиральские глаза.
Что ж из того? Упрямо перейду
Былую грань. Истерикой растаяв,
Дрожа слезой, сутулый Пепеляев
Покаялся советскому суду.
