Сэнди, видимо, опешила.
– Ну, знаешь, – выговорила она, – а может, не стоит употреблять такие выражения?
– Почему же? По-моему, стоит. Что в этом такого?
– Мне казалось, ты профессор или что-то в этом роде.
– Я профессор или что-то в этом роде. Но не из тех, которые ничего не смыслят в реальной жизни, по крайней мере в некоторых ее аспектах. К твоему сведению, родом я не отсюда, а из того места, которое на карте наверху и слева. А там принято называть вещи…
– Нашел чем хвастаться.
– Я понимаю, что хвастаться тут нечем. Кроме того, я как раз собирался сказать, что принял тебя если не за аристократку, то за взрослую, опытную женщину… не за незамужнюю тетку-приживалку.
Тут он подумал, что она, наверное, понятия не имеет, что такое тетка-приживалка, но вдаваться в комментарии не стал. Отвернувшись, он сосредоточенно уставился в окошко. Он понимал, что недостаточно молод и недостаточно пьян, чтобы не думать о возможном развитии событий, чтобы просто сказать себе: плыви по воле волн, если дойдет до дела, она окажется на высоте, если нет – не обидится. Кроме того, он помнил, что когда-то и сам был таким, и время от времени, правда не то чтобы очень часто, до дела, собственно, и доходило. А потом он познакомился с Корделией и понял, что продолжает плыть по воле волн, только гораздо медленнее и с гораздо большими осложнениями. Другими словами, то, что он только что сказал про ее достоинства, было правдой, но только частью правды, причем той частью, которая легче всего облекалась в слова. В начале их совместной жизни, скорее в силу привычки, чем чего-то еще, он раз-другой, а может и чаще, возвращался к старому, но это было уже давно. Тем не менее ему нравилось думать, что по части хорошеньких лиц и прилегающих к ним территорий его взгляд сохранил прежнюю цепкость, хотя, надо признаться, смятение, которое он в таких случаях по-прежнему испытывал, в последнее время стало недолговечным, преходящим, – так бывший курильщик замечает, что с годами периоды тяги к никотину становятся все короче.
У Сэнди было хорошенькое личико, с мелкими чертами. Он вспомнил, что отметил это еще при первой встрече. На личике имелись замечательные скулы и зубы, хотя зубов было многовато. И если верить Криспину, она сказала, что он, Ричард, ничего, даже очень ничего. Действительно сказала? И так ли это на самом деле? На этот вопрос, как и на некоторые другие, например о месте Некрасова в литературе, он, как ему казалось, твердо и однозначно ответил
